Олег Хлевнюк - Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

Об изменении обстановки и влиянии этого фактора на изменение карательной политики говорил также на совещании судебнопрокурорских работников Московской области 21 сентября 1934 г. Л. М. Каганович. На новом этапе, победив кулачество, разъяснял он, необходимо «ввести наши меры, репрессии, борьбу с врагами в рамки законности […] воспитывать наше население в рамках социалистического правосознания, что сугубо важно […] Укрепление строя нашего — и колхозного, и всего советского строя, оно требует воспитания всего 160-миллионного народа в духе правосознания […] Надо приучить население, чтобы судить по закону» [544] Там же. Ф. 81. Оп. 3. Д. 164. Л. 39,48. . Более конкретные указания содержались в речи Г. Г. Ягоды на совещании оперативного состава центрального аппарата НКВД [545] Генрих Ягода. Сборник документов / Сост. В. К. Виноградов и др. Казань, 1997. С. 405–423. Точная дата проведения этого совещания публикаторами документа не указана, однако, судя по его содержанию, совещание проходило после создания НКВД СССР и до убийства Кирова, т. е. в промежутке от июля до декабря 1934 г. . Он заявил, что организация НКВД и включение в него ОГПУ является организационным закреплением той политики «укрепления социалистической законности», которая была намечена инструкцией от 8 мая 1933 г., и так же, как Каганович, говорил о необходимости «роста социалистического правосознания трудящихся масс». Предупредив, что борьба с врагами не должна ослабевать, Ягода разъяснял своим подчиненным, что в новых условиях главной задачей НКВД является выявление сравнительно немногочисленных подпольных «шпионско-диверсионных организаций». В силу этого вместо массовых арестов чекисты должны проводить «тонкую, тщательную и глубокую агентурную работу». При этом Ягода напомнил, что с ликвидацией судебной коллегии ОГПУ возможности для внесудебного рассмотрения дел исчезают, а поэтому нужно вести следствие более тщательно, с соблюдением процессуальных норм и без фальсификаций. О высказываниях Ягоды в это время в более узком кругу можно судить по показаниям, которые давал в 1937 г. арестованный Г. А. Молчанов, бывший начальник Секретно-политического отдела НКВД. «В 1934 г., — рассказывал Молчанов, — Ягода неоднократно указывал мне на необходимость проведения более либерального курса в нашей карательной политике. Мне, например, запомнился разговор, который мы имели летом 1934 г. на водной станции “Динамо” В этом разговоре Ягода прямо мне сказал, что пора, пожалуй, прекратить расстреливать людей» [546] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 174. Л. 137. .

Совпадающие формулировки об укреплении «социалистической законности» и роли суда, о воспитании «правосознания масс» и новых методах работы НКВД, наблюдавшиеся в выступлениях советских руководителей и публикациях печати, отражали официальное объяснение сути нового курса. Помимо внешнеполитических (создание благоприятного образа страны), существовали серьезные внутренние, системные причины его провозглашения. Как уже отмечали историки советского права, периодическое разделение права и террора, более активное использование правовых регуляторов было необходимым условием выживания режима [547] Sharlet R. Stalinism and Soviet Legal Culture // T ucker R. (ed.) Stalinism. New York, 1974; Huskey E. Vyshinskii, Krylenko, and the Shaping of the Soviet Legal Order // Slavic Review. 1987. Vol. 46. № 3; Solomon P. H. Soviet Criminal Justice and Great Terror // Slavic Review. 1987. Vol. 46. № 3. . Наращивание массовых репрессий подрывало саму систему, наносило удар по экономике и социальной стабильности. Многие факты позволяют утверждать, что руководство партии в 1934 г. действительно решило несколько снизить уровень репрессий, отказаться от крайностей государственного террора и усилить роль правовых механизмов. Хотя, конечно, масштабы этого поворота не следует преувеличивать. В своей основе режим оставался преимущественно репрессивным и жестоким.

Практическая реализация нового курса воплотилась в целой серии решений Политбюро относительно деятельности ОГПУ-НКВД. 3 апреля 1934 г. прокурор СССР И. А. Акулов направил Сталину заявление А. И. Селявкина, бывшего начальника управления противовоздушной обороны Наркомата тяжелой промышленности СССР, кавалера трех орденов Красного знамени, осужденного коллегией ОГПУ на 10 лет якобы за продажу секретных военных документов. Селявкин, находившийся в этот момент уже в лагере, заявлял, что под угрозой расстрела написал под диктовку следователей ложные показания [548] АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 71. Л. 11–31. . Проведенная проверка показала, что чекисты действительно сфальсифицировали обвинения. Это дело было избрано в качестве показательного. 5 июня 1934 г. Политбюро приняло по нему два постановления. Первым постановлением отменялись приговоры, вынесенные Селявкину и другим осужденным, проходившим по его делу. Во втором постановлении «всей руководящей верхушке ОГПУ» предлагалось «обратить внимание на серьезные недочеты в деле ведения следствия следователями ОГПУ», а Прокуратуре указывалось на недопустимость игнорирования жалоб, которые подавали обвиняемые по делу Селявкина [549] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 16. JI. 88–89. Дальнейшая судьба А. И. Селявкина сложилась достаточно благополучно. Он пережил 1937–1938 гг., воевал и закончил войну полковником. В начале 1980-х годов он сумел даже выпустить книгу своих мемуаров (Селявкин А. И. В трех войнах на броневиках и танках. Харьков, 1981), что в советской системе свидетельствовало о высокой степени благополучия. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1043. Л. 35. .

Скандал вокруг дела Селявкина и активное участие в его инициировании руководства Прокуратуры отражали некоторую корректировку политики Сталина в отношении НКВД. Еще одним свидетельством этого было рассмотрение в Политбюро вопроса о судах при лагерях НКВД. 9 августа 1934 г. нарком внутренних дел Ягода, согласовав вопрос с руководством союзной Прокуратуры и Наркомата юстиции РСФСР, разослал на места телеграмму о создании в лагерях НКВД отделений краевых или областных судов для рассмотрения дел по преступлениям, совершаемым в лагерях [550] РГАСПИ. Ф.17. Оп.163. Д.1043. Л.35. . Основные положения телеграммы противоречили уже упоминаемым постановлениям Политбюро о реорганизации судебной системы от 10 июля 1934 г. Особенно вызывающе выглядели предложения НКВД о порядке согласования приговоров к расстрелу. Если правила судопроизводства, одобренные в июле Политбюро, предусматривали возможность обжалования приговоров о высшей мере и сложную систему их утверждения (в том числе комиссией Политбюро по судебным делам), то телеграмма Ягоды запрещала такие обжалования и требовала согласовывать приговоры к расстрелу только с областными (краевыми) прокурорами и судами.

4 сентября заместитель прокурора СССР А. Я. Вышинский обратился к секретарю ЦК А. А. Жданову с просьбой рассмотреть вопрос об отмене циркуляра от 9 августа. Его поддержало руководство наркомата юстиции [551] Там же. Л. 38–39. . Поскольку дело затягивалось, Вышинский проявил настойчивость и 25 сентября обратился в ЦК повторно, на этот раз к Л. М. Кагановичу [552] Там же. Л. 37. . Каганович поручил рассмотреть вопрос Жданову. 7 октября свои возражения на заявления Вышинского прислал в ЦК Ягода. Он доказывал, что лагеря в своем большинстве расположены в отдаленных районах и не имеют регулярной связи не только с Москвой, но и с краевыми центрами, что волокита при рассмотрении дел «самым пагубным образом отразится на поддержании в лагерях должной суровой дисциплины» [553] Там же. Л. 36. .