Олег Хлевнюк - Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

Располагая подобными фактами и результатами проверок, комиссия Куйбышева готовила проект решения, в котором предусматривалось «искоренение незаконных методов следствия; наказание виновных и пересмотр дел о Ревисе и Маркевиче» [565] Викторов Б. А. Без грифа «секретно». С. 140; проект выводов комиссии см.: АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 72. Л. 253–254. . Появление такого постановления предотвратило убийство Кирова. 7 января 1935 г., не дождавшись пересмотра дела, Маркевич, видимо, переведенный в одну из московских тюрем, вновь обратился к Сталину с просьбой об освобождении. «В случае, если у членов комиссии товарища Куйбышева остались какие-либо сомнения в моей виновности, прошу вызвать и допросить меня еще раз», — писал он. Сталин наложил на заявление резолюцию: «Вернуть в лагерь» [566] АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 72. Л. 270; Викторов Б. А. Без грифа «секретно». С. 140. . В 1938 г. Маркевич был расстрелян.

Несмотря на бесславное прекращение деятельности комиссии Куйбышева, решения Политбюро 1934 г., осуждавшие методы работы ОГПУ-НКВД и требовавшие соблюдения «социалистической законности» не выглядели простой декларацией. Во-первых, все они принимались под грифом «особая папка», а значит, циркулировали только в пределах Политбюро и верхушки НКВД. Следовательно, на формальный пропагандистский эффект они рассчитаны не были. Во-вторых, статистика арестов также свидетельствует о реальном снижении активности карательных органов. В 1934 г. по делам, возбужденным органами ОГПУ-НКВД, было арестовано 205 тыс. человек по сравнению с 505 тыс. в 1933 г. Причем в первой половине 1934 г. было арестовано 128 тыс. человек, а во второй — 77 тыс. Резко уменьшилось количество арестов за «контрреволюционные преступления» — с 283 тыс. в 1933 г. до 90 тыс. в 1934 г. [567] ГА РФ. Ф.Р-9401. Оп.1. Д.4157. Л.202; История сталинского Гулага. Конец 1920х — первая половина 1950х годов: Собрание документов в 7 т. Т.1. Массовые репрессии в СССР / Ответ. ред. Н.Верт, С.В.Мироненко, ответ. сост. И.А.Зюзина. М., 2004. С.609; Мозохин О.Б. Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918–1953). М., 2006. С.319. При этом следует подчеркнуть, что пока мы не располагаем данными по месяцам, а поэтому не можем выделить декабрь 1934 г., когда после убийства Кирова репрессии сделали новый скачок.

Конечно, приведенные цифры, характеризующие уровень репрессий в 1934 г., можно признать «низкими» только по сравнению с массовым террором предыдущего периода и «большого террора» 1937–1938 гг. Продолжающиеся массовые аресты, чистки партии и т. д. свидетельствовали о том, что режим в целом сохранял свой репрессивный характер и лишь совершал корректировку карательной политики. Даже осенью 1934 г., когда кампания по ограничению НКВД достигла, казалось, высшей точки, в решениях Политбюро наблюдалась тенденция поощрения карательных акций. 2 сентября 1934 г., например, Политбюро поручило направить в Новосибирск выездную сессию военной коллегии Верхсуда и приговорить к расстрелу группу работников Сталинского металлургического завода, обвиненных в шпионаже в пользу Японии [568] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 17. Л. 31. Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 — декабрь 1936 / Сост. В. Н. Хаустов, В. П. Наумов, Н. С. Плотникова. М., 2003. С. 566. . Это была инициатива Сталина, который внимательно ознакомился с этим сфальсифицированным делом и дал указание: «Т. Кагановичу. Всех уличенных в шпионстве в пользу Японии надо расстрелять» [569] Хаустов В. Н., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии. 1936–1938 гг. М., 2009. С. 70. . 19 сентября 1934 г. Политбюро нарушило установленный ранее им же порядок санкционирования расстрелов только политической комиссией ЦК ВКП(б) [570] Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 19, 58–66. . По телеграмме Молотова, который находился тогда в Западной Сибири, Политбюро предоставило право секретарю Западносибирского обкома Эйхе право самостоятельно утверждать расстрелы в Западной Сибири в течение сентября-октября [571] Там же. С.65. . 2 ноября этот срок был продлен до 15 ноября [572] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 17. Л. 74. . 7 ноября «умеренный» Куйбышев, находившийся в командировке в Средней Азии, прислал в Москву на имя Сталина и Молотова телеграмму: «В торможении заготовок хлопка играет большую роль прямой сговор байских элементов. ЦК Узбекистана с большим опозданием взялось за дело принятия широких мер борьбы и только 7/XI публикуется предание суду виновников прямого организованного байско-кулацкого сопротивления. Прошу на время моего пребывания в Узбекистане предоставить комиссии в составе Куйбышева, Икрамова (секретарь ЦК компартии Узбекистана. — О. X.), Ходжаева (председатель республиканского Совнаркома. — О. X.) права Политкомиссии ЦК, т. е. право утверждения приговоров к расстрелу» [573] ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 27. Д. 73. Л. 3. . 9 ноября Политбюро удовлетворило это просьбу. 26 ноября такое же право в других Среднеазиатских республиках (в Туркмении, Таджикистане и Киргизии) получили комиссии в которые входил тот же Куйбышев и первые руководители соответствующих республик [574] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 17. Л. 80, 82,86. . Подобные примеры можно продолжать. Принципиальные основы сталинской государственно-террористической системы оставались неприкосновенными и в 1934 г. Произошло лишь некоторое упорядочение и снижение уровня террора.

Приведенные в данной главе факты позволяют утверждать, что политика советского руководства в 1934 г. была прагматичной реакцией на реальности социально-экономического развития СССР и международную ситуацию. «Большой скачок» первой пятилетки привел к острейшему кризису. Развал экономики, голод, террор, затронувший значительную часть населения страны, ставили под вопрос само существование режима, лишали его экономической и социальной опоры. «Умеренный» курс был единственным способом стабилизировать ситуацию. Переориентация экономической, социальной, карательной политики, существенное изменение идеологических стандартов отражала преобладающие в стране настроения и интересы. При помощи очередного маневра режиму удалось использовать потенциал этого почти всеобщего стремления к стабильности, «умеренности», «зажиточной жизни» и т. п. На этом держались все относительные успехи второй пятилетки. Определенную роль играли также внешнеполитические расчеты советского правительства. Усиление угрозы германского фашизма на Западе и японского милитаризма на Дальнем Востоке заставляли Сталина искать союзников среди западных демократий, маневрировать и с особой силой демонстрировать международной общественности принципиальную разницу между фашизмом и коммунизмом, выставлять напоказ «демократические завоевания» советской власти.