Ирина Стрелкова - Похищение из провинциального музея

- Работая в музее, художник уносил копию каждый раз с собой или оставлял? - заинтересовался Фомин.

- Он ее в угол ставил и завешивал тряпкой. Только один раз было унес. Он в тот день очень злился, прямо перекосило всего.

Фомин установил, что работу над копией рыжий Саша закончил пять дней назад и больше его в музее не видели. Он теперь вместе с теми двумя что-то малюет в кафе. Там стена вся сплошь стеклянная, с улицы все видно. Как-то там, у художников, вертелась Танька Киселева. Сотрудницы музея обсудили этот факт между собой и решили, что хотя б и сплетня, а старшему брату знать надо, ведь он у Таньки и за отца, и за мать. О чем Володя с ней после говорил, в музее не любопытствовали, но Танька больше в кафе не бегает. И слава богу. Ничему хорошему ее там не научат.

Спрашивал Фомин сотрудниц музея и про владельца синего "Москвича". Выяснилось, что он тут побывал не один раз, а два. Номер машины женщины не запомнили, но первая буква была "Ю". Из-за нее у них был спор насчет городов, начинающихся на "Ю". Есть такие или нет. А сам приезжий произвел в музее впечатление интеллигентного человека. Приезжие обычно осматривают только зал Пушкова, что является для музея обидой. А этот обстоятельно прошел по всем залам, интересовался и природными богатствами, и историей Путятинской мануфактуры, и знаменитой стачкой.

Закончив опрос сотрудников, Фомин пошел звонить по телефону своему начальству, что дело о краже из музея оказалось не пустяковым.

Кабинет хозяина Путятинской мануфактуры и рядом зальце для конторщиков были расположены таким образом, чтобы мануфактурный дух не проникал в прочие апартаменты. Пройдя двором и поднявшись по лестнице, Фомин из застекленной галереи, через зальце добрался до кабинета. Здесь все сохранилось в том виде, в каком оставил свое святилище сбежавший за границу Кубрин. Кожаные кресла, кожаный диван, книжные шкафы с резными колонками, письменный стол с львиными мордами на дверцах. Сыщик-эрудит определил бы в убранстве кабинета тот стиль, который в России предшествовал вторжению деловой мебели шведского производства. Но Фомин - как правильно заметил его бывший одноклассник - не был еще эрудитом. Читать он не любил с детства - поэтому его не заинтересовали книжные шкафы, сквозь зеркальные стекла которых поблескивало золотое тиснение на корешках.

Поговорив со своим начальством, Фомин подумал немного и позвонил в приемную председателя горсовета.

Секретарша председателя весело ответила, что товарищ Колосков действительно принимал сегодня утром вдову художника Пушкова. Именно с ней он и укатил неожиданно на родину Пушкова в деревню Нелюшку. Вряд ли он сможет обернуться с такой поездкой до конца рабочего дня, хотя туда теперь хорошая дорога, асфальт. А между тем ему все время звонят: у него сегодня по плану два важных совещания и никто не может понять, какая муха его укусила.

- Может, его упросила вдова Пушкова? - осторожно осведомился Фомин. Он догадывался, что поездка в Нелюшку придумана Ольгой Порфирьевной. Ловкая особа - ничего не скажешь.

- Да нет, что вы! - затараторила секретарша. - Вера Брониславовна приходила к нам совсем по другому вопросу. Она возражает против использования копии с картины покойного мужа для оформления кафе. Ни в коем случае! Товарищ Колосков при ней вызвал к себе отдел торговли и отдел культуры.

- Ну и что же решили? - Вопрос был для Фомина не праздный. Он собирался прямиком из музея направиться к троим бородачам.

- Решили категорически запретить художникам использовать эту картину.

- Круто берете, - проворчал Фомин. - А с юристом советовались? Договор с художниками смотрели?

Секретаршу рассмешила наивность Фомина.

- Ой, да мне-то откуда знать! Меня в кабинет не приглашали. Я только знаю, что наши все ушли, а товарищ Колосков еще беседовал с Верой Брониславовной и велел его ни с кем по телефону не соединять. Потом выходит и говорит мне, чтобы я звонила в музей Ольге Порфирьевне, пускай она через пять минут спускается на крыльцо и пускай оденется потеплее, потому что ехать далеко, в Нелюшку. Ну я и позвонила Ольге Порфирьевне.

- А она что?

- Она очень удивилась и обрадовалась. Говорит, мигом буду готова.

"Еще бы не обрадоваться", - подумал Фомин. Он пришел к окончательному убеждению, что эта Ольга Порфирьевна - не промах.

Секретарша продолжала тараторить:

- Только я дозвонилась в музей, выходит Вера Брониславовна, очень расстроенная. Ах, говорит, как жаль! Оказывается, у нее сегодня вечером беседа в музее, а товарищ Колосков буквально с ножом к горлу. Поедем и поедем в Нелюшку. Он хочет ей школу показать, там ребята устроили музей Пушкова и шефствуют над могилами его родителей. У Веры Брониславовны такой характер, она всем уступает. Муж у нее знаменитый, а она ну до того простая!

После того, как Фомин положил трубку, у него еще долго звенело в правом ухе.

Он вышел из кабинета и спустился во двор, мощенный крупным желтым булыжником. В глубине двора стояли каменные конюшни, их воротца были заперты висячими замками дореволюционного качества. Внушительная лестница вела в глубокий подвал. Фомин увидел, что дверь внизу, окованная железными полосами, тоже заперта на замок. Подвалом здесь, как видно, не пользовались - каменные ступени поросли нежной травкой, на одной из ступеней поднялось деревце.

Со двора в дом вела низкая дверца. Днем она не запиралась, а при закрытии музея Ольга Порфирьевна и реже Киселев самолично проверяли старинный тяжелый засов. Это, конечно, свидетельствовало о требовательности и любви к порядку, но в смысле охраны больших государственных ценностей было абсолютным безобразием. Чего там говорить - прошляпили картину! И едет сейчас шедевр Пушкова в багажнике какого-нибудь синего "Москвича" - ищи-свищи, не поймаешь. А потом портрет девушки в турецкой шали спокойненько появится на каком-нибудь зарубежном аукционе, как законная собственность русских эмигрантов Кубриных.

В скверном настроении Фомин прошел через вестибюль к парадным дверям особняка. Киселев, конечно, уже сидит у себя в швейцарской, но заглядывать на прощание к бывшему однокласснику Фомин не хотел. Володька еще в школе был, что называется, с приветом.

Вахтерша отомкнула парадные двери. Фомин вышел на высокое каменное крыльцо с перилами каслинского литья и витыми чугунными столбиками, поддерживающими вычурный козырек. Прямо против крыльца, на проезжей части Фомин увидел синий "Москвич". Не его ли владелец поднимается по ступенькам музея навстречу Фомину? Интеллигентная внешность, мерзкая рыжая кепчонка - приметы сходились! Фомин остановился, и тотчас же встречный застыл, словно перед ним внезапно возникло препятствие.