Франсина-Доминик Лиштенан - Россия входит в Европу: Императрица Елизавета Петровна и война за Австрийское наследство, 1740-1750

В начале 1745 года австрийские войска захватили Силезию. «Излишества и зверства» австрийцев разоряли Германию {71} 71 Фридрих к Мардефельду, 26 сентября 1745 г. //PC. В. IV. S. 289–290. . Фридрих, которого такой поворот дела застал врасплох, все еще ожидал помощи с востока или, по крайней мере, протеста со стороны державы, подписавшей Бреславский трактат. В Петербург, к верному Мардефельду, летели одна за другой отчаянные депеши. Мардефельд, впрочем, ясно видел, что дела Пруссии безнадежно плохи; саксонский министр иностранных дел Брюль, человек хитрый и коварный, открыто отстаивал интересы Марии-Терезии; без ведома Франции он сблизил свой двор с морскими державами [24] Брюль, очень ловко перехватывавший письма прусского короля и его министров, равно как и письма французских дипломатов, постоянно направлял всю эту корреспонденцию в Вену, где ее расшифровывали. См.: Претлак к Ульфельду, 6 ноября 1748 г. // HHStA. Russland II. Berichte 31 (июль-декабрь 1748). Fol. 69. . Мардефельд тщетно пытался предупредить своего короля об интригах саксонского посланника Петцольда, который вместе с австрийским и английским коллегами делал все возможное, чтобы привлечь Россию на свою сторону. У этих дипломатов имелся вдобавок очень мощный союзник в самом русском правительстве; то был канцлер Алексей Бестужев-Рюмин, человек, совершенно преданный «прагматическому делу» {72} 72 Письма Ле Шамбрье от 13 сентября 1745 г. и 11 июля 1746 г. //GStA. Rep. IX. Frankreich 89. Fasc. 145. Non fol. . [25] Бестужев еще в 1743 г. выступал за оказание Саксонии военной помощи; см. его записку от 13/24 сентября 1743 г. в изд.: Сб. РИО.Т. 102. С. 453–469. Вплоть до рокового 1746 года, когда (в мае месяце) австрийская и российская императрицы подписали договор об оборонительном союзе, призванный на первых порах облегчить войну с Портой, союзницей Франции, Фридрих все еще рассчитывал на помощь Елизаветы Петровны или, по крайней мере, на ее легендарную бездеятельность {73} 73 См. письмо Ле Шамбрье к королю от 4 декабря 1744 г. // GStA. Rep. XI. Frankreich 89. Fasc. 145. Non fol. . Мардефельд, наблюдавший за расстановкой сил на международной арене сквозь призму русского двора, смотрел на вещи более трезво. Посланник Фридриха отдавал себе отчет в том, что его повелителя ненавидят все. Он сознавал, что бездеятельная Елизавета постепенно подпадает под власть политиков, враждебных Пруссии. Наконец, уже по отношению русских министров и придворных к своей собственной особе Мардефельд видел, как с каждым днем уменьшаются шансы Пруссии на успех. Король же смотрел на вещи в мировом масштабе, причем исключительно с прусской — в крайнем случае, с общегерманской — точки зрения. Невзгоды Мардефельда его не интересовали; а между тем в них таился глубокий смысл. В эти годы (1744–1745) Фридрих пребывал во власти колебаний; приступы глубочайшего отчаяния, когда король был готов отречься от всех своих намерений, сменялись припадками гордыни. Между тем отступать ему было некуда: он превратил бывшее мелкое курфюршество Бранденбург в великую державу; он ввязался в сражения, грозившие ему потерей состояния и жизни. Теперь ему оставалось либо победить (а для этого требовалось «возродить» союз с Россией), либо обречь свою страну на гибель: «Я перешел Рубикон и теперь одно из двух: либо отстою я свое могущество, либо все, включая самое звание пруссака, вместе со мною погибнет. Если противник выступит против нас, мы наверняка разобьем его, либо все до единого отдадим жизнь во славу родины и королевского дома» {74} 74 Фридрих к Подевильсу, 29 апреля 1745 г. //PC. В. IV. S. 134. .

Подобная позиция затрудняла переговоры, мешала нормальной работе посланников повсюду, но особенно в России — молодой державе, чувствовавшей себя не слишком уверенно на международной дипломатической сцене. Дочери Петра Великого не нравились ни слишком быстрое усиление ее прусского соседа, ни вытекавшее из этого нарушение равновесия в европейской политике. Однако в роли «третейского судьи», которую на словах по очереди навязывали ей монархи, на самом деле заинтересованные лишь в ее военной помощи, она чувствовала себя неуверенно [26] «Глядя, как саксонцы жалуются ей на происки иностранных держав, можно подумать, будто императрица российская — главный судия Европы» (Мардефельд к Фридриху, 4 апреля 1745 г. //GStA. Rep. 96.55Е. Fol. 84). .

Новое происшествие — смерть избранного императором Карла VII, наступившая 20 января 1745 года, — нанесла «жесточайший удар по общему плану этой войны» {75} 75 Valori G.L.H. Mémoire des négociations du Marquis de Valori. Paris, 1820. P. 211. . [27] Французский дипломат называет покойного императора «государем, чья кончина вызывает искреннее сожаление, ибо славился он добродетелями и талантами». Фридрих и Людовик потеряли алиби, оправдывавшее их действия; необходимо было срочно подыскать другого кандидата, между тем распространился слух, что пфальцграфы и французский король желают посадить на венский престол Фридриха-Августа. Стремясь разработать «совсем новый план для нашей нынешней политики» {76} 76 D'Argenson. Op. cit. T. V. P. 54. , [28] В своих «Записках» д'Аржансон утверждает, что на следующем этапе планировалось освобождение Саксонии от «московитского ига». д'Аржансон отправил Валори в Дрезден; французский дипломат должен был предложить саксонскому курфюрсту помощь короля и его союзников: шестидесятитысячная армия не только «укрепила» бы положение Фридриха-Августа, но и помогла бы ему завоевать императорский титул {77} 77 Valori G.L.H. Op. cit. P. 211. См. также письма Валори, перехваченные русскими и переданные австрийцам: HHStA. Russland II. Berichte 26 (1745). Fol. 129 sq. .

Под властью короля-императора Саксония обрела бы стабильность, превратилась в островок покоя в центре Европы, что, по всей вероятности, облегчило бы мирные переговоры и позволило положить конец разорительной войне. Оставалось только предугадать реакцию Елизаветы Петровны и Фридриха. Стерпит ли российская императрица объединение трех престолов (австрийского, саксонского и польского) под властью одной и той же особы? По настоянию д'Аржансона Людовик XV пишет «сестре» письмо с просьбой поддержать его кандидата, Фридриха-Августа: французский король «заигрывает» с Елизаветой, надеясь «поразить» ее честолюбивый ум {78} 78 Rambaud A. Recueil des Instructions données aux Ambassadeurs et Ministres de France depuis 1648–1789: Russie. Paris, 1890. T. I. P. 465. . Расчет, однако, оказался неточен. Императрица продолжала хранить молчание. Венчание Фридриха-Августа тройной короной грозило отодвинуть Россию — правители которой видели в своей державе «Третий Рим», а в себе самих — единственных законных наследников Цезарей, — на второй план. Вдобавок это уменьшило бы влияние России в Центральной и Восточной Европе. Елизавета не собиралась вступать в переговоры, которые в конце концов вынудили бы ее согласиться на слияние Германской империи с вечной противницей России, Польшей {79} 79 Мардефельд к Фридриху, 20 апреля 1745 г. //GSth. Rep. XI. Russland 91. 49A. Fol. 218. . Тогда д’Аржансон, не пожалев даже денег на подкуп, решил попытать счастья с Фридрихом. Тот благодаря бдительному Мардефельду уже знал о позиции Елизаветы и наотрез отказался поддерживать кандидатуру саксонского курфюрста. Вскоре он убедился, что поступил правильно. Прочтя перехваченное письмо Людовика XV к Елизавете Петровне, прусский король понял, что Франция его предала, а Саксония, начавшая сложную игру с Бурбонами, Романовыми и Габсбургами, вообще не принимает его всерьез. Донесения Мардефельда, который подробнейшим образом описывал деятельность своего саксонского коллеги Петцольда и секретаря саксонской миссии в Петербурге Функа, окончательно раскрыли королю глаза. По словам Мардефельда, оба саксонца заискивали перед австрийскими дипломатами и одновременно любезничали с французами, которые на словах поддерживали их усилия и тем доказывали свою двуличность. Отношения между Фридрихом и Людовиком в очередной раз грозили кончиться разрывом.