Франсина-Доминик Лиштенан - Россия входит в Европу: Императрица Елизавета Петровна и война за Австрийское наследство, 1740-1750

. При этом существовавшие прежде союзы распадались и уступали место новым коалициям. Всякое событие этого периода было теснейшим образом связано с действиями дипломатов, чьи существование, в свою очередь, напрямую зависело от двора сего системой знаков и правил, с его законами и церемониалом, в котором изо дня вдень принимали участие послы и посланники, умевшие изъясняться па особом наречии, по видимости прозрачном по отношению к собственным государям, уклончивом, лживом, темном по отношению к чужакам. Вопросы войны и мира решались одновременно и на полях сражений, и в европейских столицах; мы рассмотрим, как это происходило, па примере Петербурга, столицы государства, которое в начале конфликта, охватившего практически всю Европу, сохраняло нейтралитет. Ведь дипломаты всегда и повсюду действуют одинаково. Каким же образом они влияли на ход европейской истории, которая, чем пристальнее мы в нее всматриваемся, кажется нам все более двусмысленной, ибо свидетельства главных участников тогдашних событий в силу своей разнородности дают основания для самых несхожих интерпретаций?

Понятие «дипломатический корпус» возникло около 1750 года — тогда же, когда начало складываться представление о Европе как о едином целом; посланники, ясно сознававшие свои привилегии и свои права, составляли особую группу и зачастую действовали но собственному усмотрению, нарушая инструкции и приказы своих государей. Дипломаты подчинялись особым законам, изменявшимся в зависимости от места службы [3] См.: Pecquet A. De l'art de négocier avec les souverains. La Haye, 1738. P. 104. Уже в этом сочинении дипломаты именуются «независимым сообществом», члены которого держатся друг с другом «соответственно политике их государей, но неизменно учтиво и порядочно, даже если государи их в состоянии войны пребывают». . Принадлежность дипломатов к особой касте была выгодна государям: нередко дружеский разговор с посланником враждебной державы приносил гораздо больше сведений, чем мог добыть самый ловкий шпион; дипломаты передавали через своих собратьев сообщения деликатного свойства, выполняли по просьбе коллег мелкие поручения. Дипломатический представитель мог способствовать сближению своего двора с двором державы-соперницы либо, напротив, их максимальному удалению друг от друга. На официальных приемах, а тем более на конгрессах эта внутренняя жизнь дипломатического корпуса была почти незаметна: здесь все подчинялось этикету, и послы ограничивались выполнением представительских функций. Самые же важные события происходили в кулуарах дворцов, во время роскошных празднеств, а также во время частных визитов.

Изучение такой микроструктуры, как русский двор, и такой группы действующих лиц, как посланники и их «партии», нуждается в разнообразии подходов. Требовалось не просто прочесть дипломатические депеши, но сопоставить описания одного и того же события в донесениях разных дипломатов. Так, послания англичан и саксонцев были прочтены параллельно с письмами и донесениями (неизданными) французов, пруссаков и австрийцев. В результате выяснились некоторые механизмы, управлявшие в рассматриваемый период европейской политикой. Стало ясно, каким образом официальная политика, которую строили кабинеты и канцелярии, соотносилась с отраженной в донесениях тайной дипломатией, тесно связанной с местными условиями {2} 2 См.: Pages. La diplomatie secrète au XVIII e siècle // Revue de synthèse his-torique. 1911, juin. T. XXII. P. 311-316. . Полномочные министры Людовика XV, Фридриха II, Марии-Терезии, Фридриха-Августа II или Георга II профессионально играли две различные роли — дипломатических представителей и шпионов; на публике дипломат выполнял (насколько возможно) все, что предписывал церемониал чужестранного двора, за кулисами же нарушал правила, интриговал, обнажая при этом свои собственные слабости. Таким образом создавалась вторая, тайная система: на великом европейском театре, подчинявшемся строгим и неизменным законам международного права, начинала разыгрываться невиданная прежде, импровизированная комедия. Активное вмешательство дипломатов, деятельных участников интриг и заговоров, постоянно возникавших в елизаветинской России вследствие ее специфического положения на международной арене, придало русскому двору новый облик. Задником, декорациями и рамой для того спектакля, который разыгрывали иностранные дипломаты, служила сама Россия с ее историей, государственным строем, географическими условиями, экономическими возможностями, религией, нравами и их восприятием в западном мире; подчас декорации эти оказывали на действия политиков весьма заметное и одновременно весьма неожиданное влияние.

Хронологические рамки нашего исследования заданы самим ходом событий: от воцарения Елизаветы до разрыва с прежними союзниками, сделавшимися ее соперниками на балтийских берегах. Разрыв этот отрезал империю, служившую Фонтенелю образцом просвещенной монархии, не только от Франции — родины идей Просвещения, по даже и от Пруссии, ставшей этим идеям второй матерью. В 1740-е годы отношение к России сделалось проблемой в равной мере и политической, и философской; именно в силу этого обстоятельства мы сочли себя вправе ограничить наши архивные разыскания донесениями французов, пруссаков и австрийцев. Дело в том, что в сознании англичан мифическая фигура Петра Великого, ставшего (помимо воли) творцом европейской модели Прогресса, не занимала такого большого места. Саксонские и английские посланники в Петербурге вели меньше интриг, поэтому их переписка не так увлекательна; вдобавок эти дипломаты занимали более устойчивое положение и потому были теснее связаны с внутренней политикой России, которая в данном исследовании специально не рассматривается. Нас интересовал образ России, который под влиянием прессы и книг, интеллектуальных веяний и системы взглядов монархов и их представителей складывался в умах современников-иностранцев. Философы-просветители прославляли Россию как страну чудес, очевидцы же описывали царство безнадежного варварства.

Елизаветинская Россия известна по воспоминаниям Манштейна и Штелина — немцев, находившихся в русской службе, по мемуарам Неплюева и Болотова, Екатерины II и Е.Р. Дашковой, по материалам из архива князя Воронцова и «Истории России» С.М. Соловьева; мы же постарались взглянуть на елизаветинскую эпоху с другой точки зрения — изобразить ее глазами иностранных дипломатов, опираясь прежде всего на неопубликованные донесения двух «самых ловких посланников, какие только существуют в Европе» [4] Характеристика эта принадлежит человеку, знавшему дипломатическое ремесло не понаслышке, — французскому министру иностранных дел маркизу д'Аржансону; см.: D'Argenson. Journal et Mémoires. Paris, 1862. T. IV. P. 439. , — прусских дипломатов Акселя фон Мардефельда и Карла Вильгельма фон Финкенштейна (их пространные описания России опубликованы в «Приложениях»).

Читать дальше