Александр Стрыгин - Расплата

Но дождь прошел стороной.

"Висел-висел, гремел-гремел, думали - зальет, а он и не капнул, жаловались друг дружке бабы. - Как провалился".

"Что ж, видать, будем воевать да побираться", - пророчили старики.

"Все оттого, что антихристов держим на своей спине, - зловеще шептали плужниковские агенты "Союза трудового крестьянства". - Пора крестьянам за свой ум браться, в борьбе обретать право свое! Записывайся, Антип, в крестьянское святое дело, глянь, уж сколько записалось!"

И Антип, почесав затылок, ставил крестик в указанном месте - против своей фамилии...

2

На второй неделе пасхи перед вечером в кирсановскую Чека прискакал из Иноковки племянник погибшего почтальона Косякина. Он сам видел, что "к Токмачихе вернулся из бегов муж, а с ним еще двое". В сельский Совет парень идти побоялся - "там родичи Токмакова всегда отираются".

Василий Ревякин приказал пятерым бойцам оседлать коней. Тщательно расспросил парня, откуда лучше подъехать к дому, на месте ли стрелки охраны сельсовета.

Двигаться решил в окружную, чтобы отрезать дорогу в овраг, идущий до самого леса.

А в Иноковке в это время группа вооруженных сельсоветчиков, возглавляемая Филиппом Поминовым, уже подошла к дому Токмакова. О возвращении антоновского подручного Поминов узнал от ребятишек.

Дом окружили.

На требование сдаться из дома никто не ответил. Один из стрелков подполз к двери - она была на замке. Дали залп по крыше - по-прежнему молчание.

Токмаков ждал вечера.

Тогда стрелок Анатолий Юмашев крикнул в дверь, чтобы вышли из дома женщины и дети, а сам запалил соломенную крышу дома.

Сразу во двор выбежала старуха с детьми, потом и жена Токмакова.

Соседи, собравшиеся вокруг дома, глухо роптали. Только какой-то старец поднял клюку и дрожащим писклявым голосом крикнул: "Токмаки-ироды! Через вас и мы сгорим!"

Крыша вспыхнула, как факел.

Увидев пожар, кто-то забрался на колокольню и ударил в набат. Толпы людей хлынули к месту пожара...

Маленькими сверлящими глазками следил Токмаков за односельчанами, обступившими дом, и тихо командовал телохранителям: "В толпу кинусь, в толпу стрелять не будут. Вы сразу за мной, в другое окно... Встретимся у ручья, в овраге".

Он распахнул окно, бросил гранату и, воспользовавшись паникой, выпрыгнул в палисадник. Там, смешавшись с толпой, юркнул на огороды, обсаженные ветелками.

...Василий прискакал с отрядом, когда уже дом догорал. Председатель Совета с сожалением развел руками: упустили.

- Да кто же собирает для такого дела толпу? - злым, срывающимся голосом заговорил Василий. - Надо было обложить дом, сообщить нам и ждать.

- Толпа-то на пожар поперла. Какой-то дурак в набат ударил.

- Куда они могли уйти?

- Да по низам теперь улепетывают.

Василий разбил отряд на две группы и поскакал в овраг к речушке, наперерез бандитам.

3

После смерти Василисы Захар словно переродился. Очерствело его сердце к людям. Даже к Маше, которую любил, как родную дочь, стал относиться настороженно и придирчиво. И с каждым днем между свекром и снохою росло отчуждение.

Началось с того, что Захар приревновал Машу к ликбезу. Если чуть-чуть задерживалась она в коммуне, встречал ее суровым упреком: "Не учитесь там, видать, а шашнями займаетесь". Маша отмалчивалась или просила: "Опомнись, батя, что ты говоришь!" А внутренне досадовала на незаслуженные упреки свекра. Уходила с Любочкой в горницу и там втихомолку оплакивала свою судьбу.

Однажды после занятий она зашла к своим повидаться с матерью и сестрой, да и засиделась.

Захар встретил ее лютым взглядом:

- Больше туда не пойдешь. Хватит! Бабе дома надо управляться, а не в грамотеи лезть! Мишатка на улицу убег, а Любка орет, опухла.

- Да ты-то что же, батя, - впервые осмелилась она оговориться. Ты-то мог взять Любочку на руки!

- Вижу олесинскую породу! Кто бы их поил, да кормил, да еще детей нянчил, а они шашнями... - И не договорил. Понял, что перехватил лишку, да уж поздно: вылетело слово - не поймаешь.

Маша отшатнулась от него, словно он ударил ее по лицу. Несколько мгновений она молча смотрела на него умоляющими глазами, не веря тому, что услышала. А он, уже тише, заключил:

- Мишатка лоботряс растет... Шесть лет уж малому!

Нет, не ослышалась! Почти не видя ничего от слез, она собрала в узел свое барахлишко, укутала Любашу в одеяльце.

Мишатка влетел в избу разгоряченный:

- Маманька! Я в лапту играл! - И сразу осекся, увидев плачущую мать с узлом в руках. Он и раньше видел, как дед обижает мать, а тут сразу все понял.

- Давай я понесу узел, маманька.

Захар опешил от решительности снохи. Он сидел на лавке в переднем углу, наблюдал за ее сборами и не мог ничего придумать, чем бы оправдаться перед нею. Он сам внутренне удивлялся, откуда у него взялась такая грубость и жестокость, но ничего не мог с собой поделать. Сознание того, что остается теперь совсем один, еще больше подхлестывало самолюбие - он дико повел глазами и прорычал, задыхаясь от злости:

- Уйдешь - прокляну, - и одеревенело застыл.

Маша остановилась у дверей, перекрестилась на образа:

- Прости, батя... я чиста, как перед богом, а попречный хлеб мне не нужен, сама заработаю. Спасибо за все, прощай. - И толкнула дверь.

В коммуне Андрей Филатов велел бабам освободить от конторских столов ревякинскую квартиру, отмыть как следует полы и вселить туда Машу с детьми.

Ждали, что не выдержит Захар одиночества, придет в коммуну или уедет в Пады к дочери Насте, но не тут-то было.

Однажды, уже перед севом, Ефим Олесин принес в коммуну неожиданную новость: Захар женился. Зашла к нему перед пасхой сестра соседа бобылка Маланья - подсобить убраться к празднику, да так и осталась.

Маша перекрестилась от радости: душа освободилась от сознания вины перед ним, от жалости к нему, одинокому.

Ефим запряг лошадь, перевез от Захара оставшиеся Машины вещи, пожелал Захару счастливо жить-быть.

Маша увидела Захара с Маланьей только на севе, в поле. Коммуна отрезала Захару положенный участок земли на краю общего поля - Андрей Филатов все еще не терял надежды на его возвращение в коммуну. Захар проехал мимо коммунаров, молча подняв шапку. Аграфена не выдержала, бросила вслед упрек: "Кралю завел и знаться не хочет!"

Захар даже не оглянулся.

4

Иван Кульков бежал с фронта еще летом, когда косили сено. Обросший, вонючий, нагрянул домой ночью, перепугал Настю так, что и не рада была его ласкам. А на заре разбудил ее и приказал:

- Обо мне никому ни слова. Я ведь дезертир!

- Батюшки! - всплеснула руками Настя. - Окаянный ты анчутка! Что же ты делаешь-то! Расстреляют тебя, а на фронте, глядишь, жив бы остался.

- Нишкни! - замахнулся на жену Кульков. - Стану в лесу прятаться! Жрать будешь носить туда... К муравьиным пням, где мы тальник на кошелки резали.