Игорь Богданов - Дым отечества, или Краткая история табакокурения

А еще были пенковые трубки, особенно ценимые курильщиками за тонкий аромат и за то, что их не нужно обкуривать. Делались они из морского минерала «пенки», иначе называемого «афродит» или «сепиолит». Такую трубку воспел А. С. Пушкин:

Пенковые трубки (их «изобрел» некий австриец в 1723 году) отделывались обыкновенно серебром, с причудливыми украшениями; к трубкам прилагались короткие роговые чубучки, изогнутые на одном конце, с «флексиблем» (от французского слова, означающего в переводе на русский «гибкий»), оплетенным посередине конским волосом, чтобы курильщик имел возможность положить трубку в карман вместе с чубуком. А чтобы курительный табак постоянно находился под рукой, был выдуман кисет или «капшук», мешочек из какой-нибудь прочной и красивой ткани или цветного сафьяна с узорчатой вышивкой. Чехольчики были изобретены и для чубуков; шили их обыкновенно доморощенные мастерицы, полагаясь на собственный вкус и изобретательность, и украшали бисером; особенно удачные работы мастериц стоили до 50 рублей. Подчас чубуки, спрятанные в чехольчики, делались похожими на нечто вроде жезла или посоха — смотря по длине чубука.

Трубки нередко отличались весьма замысловатым внешним видом, красиво, с большим мастерством и старанием раскрашивались. Формы имели самые разные — некоторые напоминали человеческую голову или человеческое тело, фигуры животных или птиц.

Зажигательные спички впервые появились в Варшаве, в самом начале царствования Николая I. Но тогда, чтобы зажечь спичку, конец которой был смазан серой, прежде нужно было погрузить спичку в баночку с фосфором; человеку, мало-мальски знакомому с химическими реакциями, понятно, что сие занятие было не совсем безвредным для того, кто им увлекался. Спичку в том виде, как мы ее сегодня знаем, изобрел немецкий химик Камерер в 1833 году. Изобретение приобрели два венских фабриканта — и пошло-поехало. В 1866–1868 годах появились более безопасные «шведские» спички (вовсе без ядовитого фосфора), каковыми мы пользуемся доныне.

Первое время спички привозили в Петербург из Гамбурга, но с 1837 года их стали производить в самом Петербурге, пионере во многих областях и сферах, касающихся всего того, что относится к курению. В 1842 году в Петербургской губернии было уже 9 спичечных фабрик. Самой известной в XIX веке была фабрика В. А. Лапшина, о котором в следующем, XX веке, вспомнят поэты — сначала Н. Я. Агнивцев («Сегодня в руки мне попалась / Коробка спичек Лапшина»), а потом — С. Я. Маршак («А спички были Лапшина»). А потом уже никто не вспомнит. Так проходит мирская слава. Сгорает, как спички Лапшина.

Самые известные спички носили имя «Ираида» — в честь дочери фабриканта, вместе с которой Лапшин проживал в собственном доме на углу Невского проспекта (№ 71) и Николаевской (ныне Марата) улицы (№ 1).

Подержать в руках горящую спичку для курящего человека — такое же удовольствие, что и подымить сигаретой или папиросой. Со стороны всегда кажется — вот-вот обожжется, но нет, курильщики — люди рисковые, знают, на что идут. Дочь замечательного русского писателя Л. Н. Андреева на всю жизнь запомнила следующую сцену из своего детства:

«Вот его рука зажигает спичку, папа замолкает и закуривает, — он совершенно меняется: на его лице, ярко освещенном лампой, застывает тяжелое, скорбное выражение… «Может быть, у папы вдруг заболела голова?» — думаю я вскользь, так как все мое внимание поглощено спичкой, про которую папа забыл и которая все еще горит в его пальцах. С замиранием сердца я жду, когда огонь до них доберется, — тогда папа опомнится, тряхнет рукой, спичка потухнет. Неужели он не чувствует жара, ведь сейчас обожжется, вот сейчас! Невольный вздох вырывается у меня, потому что папа вдруг встряхивает рукой, спичка гаснет…».

Без спичек и сегодня никуда не деться ни домашней хозяйке, ни любителю шашлыка, ни школьнику, покуривающему в туалете. Что уж там говорить о курильщиках XIX века, которые даже не подозревали, что когда-то на смену спичкам явится зажигалка. Впрочем, прежде чем она явится, пройдет много времени, и немало петербуржцев будет использовать для прикуривания банки огнива, которые зажигались при нажатии пружины и наводили страх на домашних. А вот свидетелем какой сцены стал в один из солнечных дней 1848 года мемуарист Л. Ф. Пантелеев: «Иван Ефимович достал из чехла трубку, потом из бисерного кисета набил табаку. Я приготовился наблюдать очень интересную и хорошо известную мне операцию высекания огня над трутом, но, вместо того, Иван Ефимович вынул из кармана какое-то круглое стекло и начал водить им над трубкой; на табаке замелькало светлое пятно, показался табачный дымок, и Иван Ефимович передал трубку Николаю Ивановичу, который сейчас же с наслаждением и начал попыхивать. Изумлению моему не было пределов…».

Наверное, такой способ прикуривания через линзу существовал и в XVIII веке, в который и возвращаемся.

Как и в наши дни, курение нередко служило причиной серьезных пожаров, но в XVIII веке, когда в Петербурге почти все дома были деревянными, огонь нередко охватывал целые кварталы. По этой причине градостроителям приходилось всерьез задумываться над улучшением планировки центральных кварталов.

В 1736 году случился один из самых сильных пожаров в истории Петербурга. Причиной его стала неосторожность слуг персидского посла Ахмед-хана, живших на Мойке, близ Зеленого (ныне Народного) моста. Историк Петербурга М. И. Пыляев писал: «Они курили трубку на дворе, искра запала в сено, и через полчаса дом пылал. Пламя распространилось с чрезвычайной быстротой и вскоре охватило многие деревянные здания на берегу Мойки и Гостиный двор, стоявший на месте нынешнего дома Елисеева. Пожар продолжался восемь часов и истребил все здания от Зеленого моста до церкви Вознесенья».

Боязнь пожара, который могут вызвать курильщики, сохранялась долгое время и существует до сих пор. В романе И. А. Гончарова «Обрыв» кучера при приближении Татьяны Марковны Бережной «быстро прятали трубки за сапоги, потому что она больше всего на свете боялась пожара и куренье табаку относила — по этой причине — к большим порокам». Даже «иногда ночью вставала посмотреть в окно, не вспыхивает ли огонек в трубке».

Указом от 31 июля 1762 года императрица Екатерина II восстановила «вольную» (т. е. свободную) продажу табака, уничтожив откупы Шувалова, «в рассуждение того, чтоб не один, но все общество тем торгом пользовалось». Екатерина поняла, насколько важно развивать табачный промысел в России, богатой землями для выращивания этого продукта.