Игорь Богданов - Дым отечества, или Краткая история табакокурения

— А вы, полковник, кажется, Жукова курите?

— Да, привык к нему, но с каждым днем все труднее доставать старый жуковский табак, а нынешний куда хуже прежнего.

— Я могу вам послужить: недавно разыскал в одном приисковом амбаре с полпуда Жуковского еще от пятидесятых годов, — просто роскошь, а не табак.

Сколько в России было Жуковых, а в истории остались два — маршал Георгий Константинович Жуков и известный отнюдь не на полях сражений предприниматель Василий Григорьевич Жуков (1795-17 декабря 1882) [21] В. Г. Жуков был первым церковным старостой стоявшей на Митрофаниевском кладбище церкви Митрофана Воронежского. На его средства к кладбищу была проложена дорога, обсажена ветлами, выстроена ограда. Он и похоронен на этом кладбище, очевидно, вместе с сыном, М.В. Жуковым (могила не сохранилась). .

Современники просто говорили — Жуков, не называя имени-отчества, и всем было ясно, о ком речь. В. Г. Жуков — отличительный знак довольно длительного промежутка времени российской истории, примета целой эпохи, герой своего времени, торговая марка, или, — если кто знает, — брэнд. Как «Беломор», только еще лучше, ибо Жуков затмил дымом своего крепчайшего табака все современные ему марки, не оставив им и шанса на бессмертие или хотя бы на то, чтобы о них вспоминали мемуаристы.

Василий Григорьевич открыл табачную фабрику двадцати семи лет от роду, в 1822 году, на левом берегу Фонтанки, между Чернышевым и Семеновским мостами (д. 74; дом перестроен в конце XIX века); тогда адрес Жукова звучал иначе: в Московской части, 3-го квартала, в собственном доме.

В молодости будущий фабрикант работал в Большом (Каменном) театре (ныне на его месте здание Консерватории) плотником, в обязанности которого также входило передвигать декорации. Известный актер П. А. Каратыгин именно там впервые увидел будущего предпринимателя. Тогда это был «низенький черноволосый парень… но какой прозорливый мудрец мог бы тогда предвидеть, глядя на Васюху Жукова в грязном зипуне, что он сделает себе такую блестящую фортуну, будет ходить в мундире, вышитом золотом и с регалиями на шее. Такие превращения почище театральных… Через несколько времени он вышел из театра, открыл табачную лавку и впоследствии сделался фабрикантом, купцом 1-й гильдии, миллионером, градским главой, коммерции советником и кавалером нескольких орденов… К чести Василия Григорьевича Жукова надо сказать, что он не только не скрывает своего прежнего звания и горемычной бедности, но как человек, правдивый, чуждый тщеславной гордости, зачастую вспоминает о ней в кругу своих гостей…»

Когда Жуков служил плотником, папирос в продаже не было, а в театрах не было курительных комнат. Гвардейские офицеры забегали к Жукову выкурить в антракте трубочку «вокштафа» (или «вакштафа», как называли в Петербурге доставлявшийся на берега Невы из Гамбурга табак). Сметливый молодой плотник подметил любовь офицеров к куренью, и к одному из спектаклей припас для них табачок собственного изготовления. Когда молодые люди пришли к нему в очередной раз, Жуков предложил им попробовать своего табаку. Офицерам табак понравился, и они стали делать заказы. Все требования Жуков, однако, удовлетворить не мог, тогда офицеры сложились и собрали для него сто рублей, на которые он и открыл домашнюю фабрику.

Василий Григорьевич Жуков (1795–1882)

На фабрике Жукова выпускался преимущественно курительный (трубочный) табак в огромных по меркам того времени количествах, притом не чисто турецкий, а по большей части персидский. Поступавший на фабрику Жукова табак был в основном двух сортов — мэрилендский и из Огайо. В 1837 году им было изготовлено 40 909 пудов курительного табака более чем на миллион рублей, нюхательного, по причине падения спроса, — всего 300 пудов. Жукову удалось наладить весь цикл работ, от первичной обработки сырья до упаковки готового продукта. Вот как об этом рассказывал сам хозяин в докладной управляющему Департаментом мануфактур:

«Обращаясь к порядку производства работ, я должен предуведомить, что в этом отношении особенное внимание мое обращено к тому, чтобы всякий рабочий, определенный в известной части производства изделий, каждый день возвращался к одному и тому же занятию, и хотя вообще табачная фабрикация не представляет слишком сложной искусственности, тем не менее, при надлежащем распределении труда, вследствие полезной привычки к известной работе производство ее идет гораздо успешнее и в количестве, и в качестве.

Следуя этому внушенному мне не теориями, но опытом правилу, я распределил рабочих моих, со всевозможною в табачном производстве удобностию, таким образом:

Мальчики и женщины под надзором опытного мастера занимаются непрерывно разборкою табачных листов по сортам предполагаемого к выделке табаку.

Одни из рабочих мочат и варят американские табачные стебельки (стебли или «корешки», писал посетитель фабрики, «придают табаку крепость, значение, как соль в кушанье». — И. Б. ).

Другие пластят (т. е. разворачивают. — И. Б. ) эти стебельки между цилиндрами.

Третьи занимаются резкою их на особо устроенных для того машинах (в 1843 году на фабрике Жукова было восемь ручных крошильных станков. — И. Б. ).

Четвертые режут листы на машинах (и этих машин было восемь. — И. Б. ), подобных же предыдущим.

Пятые просушивают на печи особого устройства нарезанный табак и стебельки (печей было шесть. — И. Б. ).

Шестые, большею частью непосредственно под моим наблюдением, мешают табак, окончательно приводя его в сорты (табак на фабрику поступал в бочках, в которые был уложен пучками или пачками и почти не требовал сортировки, так как Жуков выписывал только самый лучший табак. — И. Б. ).

Седьмые разрезывают и мочат бумагу.

Восьмые на трех типографских станах печатают фирмы для обертки картузов.

Девятые, также мальчики, складывают печатную бумагу, подготовляя ее к обертке.

Десятые навертывают бумагу на жестяные формы картузов, припечатывают картузы книзу и передают их набивальщикам.

Одиннадцатые набивают картузы и печатают их сверху.

Двенадцатые прикладывают сбоку каждого картуза сургучную печать моего имени и фамилии, причем одни намазывают сургуч, другие кладут печать.

Тринадцатые погружают табачные картузы для отправления в деревянные ящики и ставят на них клеймо.

Четырнадцатые обивают эти ящики рогожами и означают тюки сокращенными знаками имени и фамилии фабриканта, а также имени и фамилии лица, к которому товар отправляется.