Сергей Платонов - Единый учебник истории России с древних времен до 1917 года. С предисловием Николая Старикова

Со стороны Мономаховичей самыми видными борцами были старший внук Мономаха, Изяслав Мстиславич , и его сын, правнук Мономаха, Мстислав Изяславич . В особенности Изяслав Мстиславич выделялся из среды князей своими талантами и отвагою: как один из самых любимых князей южной Руси, он был восторженно прославлен летописью. Но побеждая Ольговичей, эти старшие Мономаховичи должны были бороться и с своею ближайшею роднею – Мономаховичами младшей линии. К ней принадлежали меньший сын Мономаха, Юрий Долгорукий , и сын Юрия, Андрей Боголюбский . Обыкновенно бывало так, что когда кто‑либо из старших Мономаховичей отбивал Киев от Ольговичей, то на него ополчались родные его дяди, Мономаховичи же, и во имя своего семейного старшинства стремились сами утвердиться в Киеве. Так дядя Юрий Долгорукий воевал с племянником Изяславом Мстиславичем, а дядя Андрей Боголюбский воевал с племянником Мстиславом Изяславичем.

Эта торговля нашла себе в ту эпоху иные пути, открытые благодаря Крестовым походам, и пользовалась Средиземным бассейном.

Если смерд шел в батраки к другому землевладельцу и работал на его земле, пользуясь хозяйским скотом и орудиями, то он уже не считался самостоятельным человеком и носил название «закупа». Закуп, однако, не был рабом: он мог снова стать смердом, если только мог рассчитаться со своим хозяином и завести собственное хозяйство.

Все денежные взыскания определяются гривнами серебра или кунами. Под словом куны тогда разумели деньги, состоявшие из ценных мехов, на которые менялись другие товары. Позднее вместо кун стали употреблять серебро; из него делали слитки определенного веса и ими платили, как монетою. Такие слитки, называемые гривнами , обыкновенно весили от 48 до 36 золотников.

За yбийство княжеского дружинника взималась наибольшая вира – 80 гривен, за убийство свободного человека – 40 гривен и за убийство женщины – 20 гривен. По тогдашним условиям это были крупные суммы.

Летописец, составляя в Киеве свою летопись, желал рассказать в ней, откуда «пошла Русская земля», откуда «Русская земля стала»: он понимал, что его родной город Киев есть сосредоточие не одной волости Киевской, а всей земли, единой и великой Русской земли. Певец «Слова о полку Игореве» рассказывает о походе и поражении окраинных северских князей; но он постоянно зовет их самих и их дружины «русичами» и «русскими полками», даже «Русскою землею». По выражению «Слова», когда Игорь попал в плен, плачет по нем вся Русская земля, а не одна его Северская волость, точно так же, как стонет вся земля, поминая своих первых князей, при которых не было усобиц.

Кругом Онежского озера (и до Белого моря) лежала Обонежская пятина; кругом Ладожского озера (и до Финского залива) лежала Вольская пятина. На юго-запад от Новгорода и Ильменя шла пятина Шелонская (по р. Шелони), а на юго-восток – пятина Деревская. Эти четыре пятины своими границами подходили к самому Новгороду. Пятая же, Бежецкая, пятина лежала вдали от Новгорода, на востоке, на водоразделах между р. Мстою и притоками Волги.

Заволочье (по Сев. Двине), Тре, или Терская земля (на севере Белого моря), Печора (на р. Печоре), Пермь (на р. Вычегде), Вятка (на р. Вятке) и др. Как в Древнем Риме государственною землею была Италия, а земли вне ее были особыми «провинциями» (рrаеdium рорuli rоmаni), так и в Новгороде Великом государственною землею были «пятины», а «земли» вне их играли роль зависимых провинций, бывших предметом новгородской эксплуатации.

Такой порядок мог утвердиться в Новгороде в XII веке потому, что Новгородская земли была далека от Киева: с одной стороны, ослабевшие князья киевские не имели сил держать дальний Новгород в подчинении себе; а с другой стороны, князья, искавшие Киева, не хотели связывать свою судьбу с Новгородом, они боялись, сидя в Новгороде, упустить Киев, и оттого держались на юге, предоставляя Новгородский стол младшей братье.

На наш современный взгляд этот способ кажется странным и беспорядочным. Чтобы понять его, надобно помнить, что Новгород состоял из нескольких общин – «концов», делившихся, в свою очередь, на меньшие общины – «сотни» и «улицы». На вечах члены этих общин стояли, конечно, вместе и легко могли сговориться между собою по каждому делу, так что после переговоров выяснялось мнение каждой общины. А из суммы этих мнений и составлялось мнение веча. Стало быть, не было нужды считать отдельные голоса людей, составлявших тысячную толпу: надобно было только убедиться, что все общины, составлявшие Великий Новгород, сошлись на том или другом решении.

Посадник сопровождал князя на войну, присутствовал при княжеском суде, вместе с князем назначал должностных лиц на низшие должности, словом, контролировал каждое действие князя. Управлять Новгородом князь должен был исключительно посредством новгородцев, никуда не назначая своих дружинников; кроме того, и сам он должен был находиться в новгородских пределах, а если уезжал оттуда, то терял право управлять Новгородом.

Управление пятин новгородских и пригородов находилось в руках выборных новгородских властей. Пятины и пригороды были приписаны к «концам» Новгорода и сносились с Новгородом через свой «конец». Что же касается до новгородских «земель» и «волостей», то степень и порядок их зависимости от Новгорода трудно определить. Ими правили, скорее всего, новгородские промышленники, которые в них заводили свои промыслы и устраивали свое частное вотчинное управление.

Особенности общественного устройства во Пскове, его судебные и гражданские порядки определялись самостоятельным Псковским законодательством, выработанным на вече. Памятником этого законодательства является «Псковская судная грамота», составленная в XV столетии и заменявшая для Пскова Русскую Правду.

На юге были города: Переяславль на р. Трубеже, Стародуб, Галич, Звенигород. Появились и на севере два Переяславля (Рязанский и Залесский) и в них река Трубеж; появились там два Стародуба (Ряполовский и Окский, или Воцкий); появились Галич Мерский, Звенигород. И так было со многими названиями: рядом с финскими именами рек и местностей появилось на севере много славянских, взятых именно с русского юга.

Своеобразно красивая архитектура древнейших храмов Суздальской Руси и их замечательные скульптурные украшения доставили большую известность и славу этим храмам. Их роскошь и изящество свидетельствуют о высоком развитии художественного вкуса и техники и о значительном богатстве их строителей, князей XII – ХШ веков.