Фрида Суслопарова - Первый гром и первая любовь

ЖЕСТОКОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ

Машинно-тракторная станция расположилась с краю села, длинные бараки мастерских, огороженный деревенским тыном двор, в котором стояли несколько новеньких косилок, два трактора. Рабочие, пожилой человек с изможденным лицом и несколько подростков, видимо, слонялись без дела, потому что сразу подошли к Петренко и начали расспрашивать о городских новостях.

Дина тихонько вылезла из кузова, разминая затекшие ноги.

- Тебе куда? - не глядя, спросил ее Петренко.

- В политотдел...

- Ну и топай! - он махнул рукой в сторону села.

Уходя, она слышала, как пожилой спросил:

- Чья такая?

- Мамкина, - сердито ответил Петренко.

Вокруг расстилалось такое же высохшее, как степь, поле, покрытое щетинкой низкорослой пшеницы. Колоски были чахлые, а вместо зернышка Динины пальцы нащупали пустой мешочек, тут и пососать нечего. Дорога оказалась не короткой. Снова зной и мучительная жажда, снова палящее солнце. Зарябило в глазах, по спине, щекоча кожу, потекли струйки пота. У первой беленой мазанки Дина остановилась. Началось село с плетнями, скамеечками и калитками, соломенными, камышовыми крышами. Описание таких украинских сел Дина читала у Леси Украинки, Коцюбинского, Шевченко. Вспомнились с детства знакомые строки:

Садок вишневый коло хаты,

Хрущи над вышнями гудуть...

Но вокруг стояла безмолвная тишина. Закрыты ставни, заколочены двери хат, пустынна и сама улица... Сельскую площадь, тоже безмолвную, пустынную, мягким пуховиком устилала горячая пыль.

Только из распахнутых окон двухэтажного, сложенного из ракушника дома доносились голоса и стрекот пишущей машинки. Кто-то спрашивал:

- Начнутся дожди, все пойдет в рост, машины у тебя будут готовы? Вот что скажи!

И второй голос несколько раздраженно или обиженно отвечал:

- Та хоча было б шо убирать...

Над дверью висела вывеска "Сельска рада", пониже на клочке бумаги печатными буквами: "Политотдел".

Облупленное, прокуренное помещение, видимо, недавно подверглось переустройству, канцелярские столы были сдвинуты, на стене телефон с вертящейся ручкой, повисший на одной кнопке плакат призывал к сплошной коллективизации... Спорящие, мужчина в полувоенном костюме с тонким, бледным лицом, и второй, смелый с близко посаженными глазами, были явно раздражены.

- Не об машинах, товарищ Кухарский, переживай. Дощу немае, - говорил смуглый, - не буде дощу, не буде и уборки...

- Простите, мне к кому обратиться? - робея, спросила Дина и протянула свою командировку.

Кухарский взял бумажку, прочел, лицо его прояснилось.

- Отлично! Комсомол двинул нам на помощь! Садись, садись, товарищ Чепуренко, - он говорил, чуть шепелявя, - будем знакомы, я начальник политотдела Кухарский, а это, рекомендую - директор МТС товарищ Сидоренко...

Сидоренко поднялся и, не глядя на Дину, сказал:

- Так я в город поехал...

- Давай...

Сидоренко ушел, а Кухарский задумался, достал из ящика пачку "Цыганочки", извлек тонкими пальцами папиросу, повертел ее, разминая табак.

- Что ж тебе поручить, Чепуренко? - спросил он. - Помощника по комсомолу мне еще не присылали. Работы много. Главное сейчас - погода, но в этом деле мы с тобой пас, не так ли? Ворожить не умеешь? И я не умею. Беда. Тебя как зовут?

- Дина...

- Так вот, товарищ Дина... А лет сколько? Ну, по правде?

- Шестнадцать... почти...

- Отлично, - медленно проговорил Кухарский, - отлично, - машинально повторил он. - Братья, сестры есть?

- Нет. - Дина пожала плечами. Вопрос показался ей странным. Вдруг озарила догадка: неспроста начальник политотдела задал такой вопрос. Он решил послать ее на особо важное и опасное дело, возможно, с риском для жизни! Но что, что именно он ей поручит?

С нетерпением ожидала Дина услышать главное, для чего приехала сюда.

- ...детей немного, человек пятнадцать, их нужно откормить... просто откормить, понимаешь? Все уже подготовлено... помещение... оборудование... продукты получили...

Верно, Кухарский просто рассказывает... хотя непонятно, зачем? Однако Дина не преминула проявить и свою осведомленность.

- Да, нам говорили в горкоме комсомола, - сказала она, - выделены фонды из неприкосновенных запасов.

- Верно. Значит, согласна?

- А с чем согласна?

- Ну, заведовать яслями...

- Яслями? Мне?!

"Так вот какое "важное и ответственное" дело подобрал для меня начальник! - с горечью думала она. - Возиться с малышами, утирать им носы, сажать на горшки! Ничего себе дельце для мобилизованной горкомом комсомола! Да если такое сказать в школе..."

Почти с ненавистью посмотрела она теперь на Кухарского... Но когда взгляды их скрестились, Дина первая медленно опустила голову. Она чувствовала, что краска заливает ее щеки...

- Вижу, тебе нужно подумать, - мягко сказал Кухарский. - Ну что ж, я не тороплю, посиди, подумай... Я не настаиваю, но повторяю - это очень нужно...

Он закурил. Дина вздохнула. Прошло несколько секунд. Дина знала все, что он ей скажет. Для революции не существует мелких дел, все, что нужно революции, народу, очень важно.

Она, Дина, тоже не вправе отказаться. Не каждому можно доверить слабых детей, продукты, которые должны пойти строго по назначению... И все-таки обида, разочарование не утихали. Конечно, ей придется дать согласие... против своей воли...

- Вот и отлично! - сказал Кухарский. И хотя Дина не проронила ни слова, он повторил: - Я рад, что ты все поняла...

Под окнами остановился знакомый "газик", из кабины выскочил Петренко.

- Товарищ Кухарский, - крикнул он, - Сидоренко велел пытать, куды везть груз для яслей?

- Ну, конечно, в демченковский дом, - весело отвечал Кухарский, кстати, и заведующую прихвати.

Петренко взглянул на Дину.

- Оця очкариха - заведувачка?

Кухарский, пряча улыбку, напутствовал:

- Ты помни, товарищ Чепуренко, мы поручаем тебе важнейший участок работы и надеемся, ты оправдаешь доверие...

Дина поняла: это он для Петренко говорит, и благодарно улыбнулась начальнику.

- Сидан, пли, - шутовски раскланялся Петренко, распахивая перед Диной дверку кабины.

Она же, не говоря ни слова, обошла машину и полезла в знакомый кузов. И вдруг закричала:

- Ой! Я же забыла чемодан.

- Сейчас, - Кухарский сам подал ей наверх легкий чемоданчик. - Ну, счастливо! Приходи, поможем, не стесняйся!

Машина неслась по пустынной улице, вздымая клубы пыли. По сторонам затаились молчаливые мазанки, покривились плетни, огораживающие низкие вишенники от дороги. Никто не выбежал поглазеть на проходящую машину: ни ребятишки, ни собаки... Надвигался вечер, на дорогу падали длинные тени тополей и акаций. И, как это всегда бывает в незнакомом месте, сумерки навеяли грусть. Дина вдруг вспомнила дом, мама, наверное, уже вернулась с работы, все собрались за столом.