Борис Сопельняк - Тайны русской дипломатии

В конце письма посол не преминул добавить, что такого рода заявление имело бы наибольший эффект, если бы исходило от маршала Сталина.

31 мая Керр получил ответ, подписанный Молотовым:

«Согласно информации, которой располагает советское руководство, число подобных лиц в немецких вооруженных силах крайне незначительно, и специальное обращение к ним не имело бы политического смысла. Руководствуясь этим, Советское правительство не видит особой причины делать рекомендованное в Вашем письме заявление ни от имени И.В. Сталина, ни от имени Советского правительства».

Так был дан зеленый свет началу операции «Оверлорд». Угрызения совести союзников больше не мучили, и 6 июня 1944 года они обрушили на западное побережье Франции такой мощный огневой шквал, что оборона немцев была смята и пехота союзников без особого труда высадилась на берег.

Победоносные колонны союзников катились на восток, а навстречу им шли разношерстно одетые толпы пленных. Здесь были и шагающие поротно, во главе с офицерами, немцы, и люди в полосатой робе, и возбужденные группы в пиджаках и платьях.

Но больше всего немногочисленных солдат охраны удивляло то, что многие немцы ни слова не понимали по-немецки и говорили только по-русски. Конечно же, в те дни никому и в голову не приходило, что именно эти люди впоследствии станут головной болью сотен англичан и американцев — от рядовых чиновников до премьер-министра и президента.

Уже 17 июня в сообщении английской разведки говорилось, что русские составляют не менее 10 процентов среди отправленных в Англию пленных. По данным офицеров передовых частей, первое время русские сдавались в плен куда охотнее немцев, а потом вдруг начали сражаться с яростью обреченных и бились до последнего патрона.

Причина вскоре была найдена, оказалось, что немецкая пропаганда умело обыграла сложившуюся во Франции ситуацию.

«Вы между двух огней, — говорили немцы русским. — Вы прокляты Сталиным, и дома вас ждет расстрел. Вас презирают англо-американцы и если не расстреляют сами, то выдадут НКВД. Единственная надежда на спасение — кровью доказать верность Третьему рейху. Только после этого Великая Германия примет вас под свое крыло».

Тем временем пленные все прибывали и прибивали. В Англии для них не хватало места, и многих стали переправлять в США и Канаду. Проблем возникало множество, но одну союзники решили сразу: настоящих немцев по возможности содержали отдельно от тех, кто не говорил по-немецки, хотя и был одет в немецкую, форму.

Руководство министерства иностранных дел Великобритании прекрасно понимало деликатность ситуации и 20 июля обратилось к советскому послу Федору Гусеву с более чем странным вопросом: «Что делать с тысячами граждан СССР, которые попали в плен?»

Ответом было молчание…

Надо сказать, что в этом запросе содержалась немалая доза иезуитства, ибо точка зрения МИДа уже была сформулирована и ею руководствовались чиновники на всех этажа власти.

«Этот вопрос целиком относится к компетенции советских властей, — говорилось в соответствующем документе, — и не имеет отношения к правительству Ее Величества. В дальнейшем все те, с кем советские власти пожелают иметь дело, должны быть им выданы. И нас не касается тот факт, будут ли они расстреляны или подвергнутся каким-либо иным наказаниям, даже если эти наказания будут более строгими, чем наказания, предусмотренные английскими законами».

Казалось бы, все ясно, приговор советским военнопленным подписан, но нашлись в Англии люди, категорически не согласные с точной зрения МИДа, а стало быть, и правительства. Одним из них был лорд Селборн — министр военной экономики, он же руководитель Управления особых операций, организации, занимавшейся разведывательной и диверсионной работой. 21 июля он направил Идену такое из ряда вон выходящее письмо, что оно всполошило всю правительственную верхушку Англии.

«Мой дорогой Энтони! — писал Селборн. — Я глубоко потрясен решением Комитета отослать в Россию всех граждан русской национальности, которые попали к нам в плен на полях сражений в Европе. Я намерен обратиться по этому вопросу к премьер-министру, но прежде хотел бы ознакомить Вас с причинами моего несогласия в надежде, что мы могли бы прийти к соглашению по этому вопросу.

Как Вы знаете, в течение последних недель один из моих офицеров опросил ряд русских военнопленных, и в большинстве случаев их истории оказались сходными в своей основе. Сначала, попав в немецкий плен, они стали объектами невероятных лишений и жестокого обращения. Во многих случаях пленные по нескольку дней вообще оставались без пищи. Их поместили в концентрационные лагеря, в ужасающие санитарные условия, где они голодали. Их заедали насекомые, их заражали отвратительными болезнями, а голод доходил до такой степени, что людоедство стало среди них обычным явлением. И не раз немцы в пропагандистских целях фотографировали эти людоедские трапезы.

Через несколько недель такого обращения, когда их моральные силы были полностью сломлены, их выстраивали в шеренгу, и немецкий офицер предлагал им вступать в немецкие трудовые батальоны, где они получат достаточно пищи, одежду и нормальное обращение.

Потом немцы начали спрашивать каждого в отдельности: согласен он или нет? Первый ответил «нет». Его тут же расстреляли. То же случилось и со вторым, и с третьим и т.д. до тех пор, пока, наконец, кто-то не сказал, что он согласен. Расстрелы тут же прекратились. И тогда другие тоже согласились, но только после того, как они убедились, что это единственный способ уцелеть».

Казалось бы, такое письмо должно вызвать по меньшей мере потрясение. Но Идеи, не позволив возобладать эмоциям, в ответном послании продолжал отстаивать позицию министерства иностранных дел: все пленные, независимо от их желания, должны быть выданы Москве. Селборн горячо возражал, уверяя, что выдать русских пленных — это значит подписать им смертный приговор. При этом Селборн ссылался на слова Сталина, сказанные им в самом начале войны, что Советский Союз пленных не знает, он знает лишь мертвых и предателей.

«И это не пропагандистская оговорка, — убеждал Селборн. — Сталин последователен. Он убийственно последователен, отказавшись вызволить из плена даже собственного сына! Можете не сомневаться, что судьба тысяч и тысяч неизвестных ему людей предопределена».

Но Идеи и его сотрудники заняли чрезвычайно жесткую позицию, уверяя, что, если Великобритания будет чинить препятствия возвращению русских военнопленных, это может сказаться на отношении советских властей к английским военнопленным, освобожденным Красной армией из нацистских лагерей в Восточной Европе.