Джекоб Коннер - Иисус. Тайна рождения Сына Человеческого (сборник)

Обращение Христа к человечеству вынуждено было пройти через руки восточных народов, так как именно на Востоке завершилась Его жизнь и Его миссия, с необходимостью принявшие на себя при этом восточный оттенок. Поэтому мы находим много характерных выражений, речевых метафор – всевозможной цветистой фантазии Востока, которая, помимо придания поэтического аромата, до некоторой степени снижает смысловое значение, присущее спокойной прозе. Хорошее повествование не должно терять в качестве при устной передаче, когда восточный гений завладевает им, облачая в одежды цветистой фразеологии, которая, как он считает, более подходит к его предназначению. И следует добавить, что многие абзацы окажутся плоскими и безжизненно пресными, если бы их восточное убранство было сброшено, оставив холодную, суровую, сухую прозу пассажа, выставленного наподобие жалкого скелета. Но цветистостью речи необходимо пожертвовать, если она мешает донести истину. Мы, западные люди, не должны воспринимать фигуральный язык Востока слишком буквально. Мы должны сделать паузу и задать себе вопрос: имел ли в виду писатель именно то, что он сказал? Мы не справились с путаницей и насмешками над собой, оставив без внимания разницу между нами и людьми Ближнего Востока, касающуюся мышления и его выражения.

Стоит добавить также, что во всем мире наука, изобретения, открытия передвинули нашу сферу мышления по направлению к конкретному, все дальше и дальше от пастырской простоты тех, кто дал нам хронику жизни и учения Христа. Поэтому в выборе богослужебного языка и гимнологии эта перемена должна быть принята во внимание во избежание разночтения, так как чрезмерные выражения могут звучать не только фантастично, но и неискренне. Безыскусность детства уместна в воскресной школе и временами в монашеской службе, но когда ей излишне потворствуют, она искажает отношение к культу.

Наши ранние переводчики Евангелия на английский – они были почтенными людьми – оказались перед ужасающими трудностями в передаче с оригинала добросовестной и приемлемой версии; но они проглатывали ее экстравагантно образную речь одним духом, что делало честь их героизму и честности целей, точно так же, как если бы они имели дело со скупой констатацией фактов. Переводчик с любого языка наделен некоторой свободой выражения в пределах между буквальной и либеральной передачей. Например, английская идиома «to take a picture» наверняка будет неправильно понята, если ее перевести буквально на французский, потому что они сказали бы «to make a picture» (а на русском это буквальный перевод «взять картину» вместо правильного «сфотографировать»). Однако при переводе Библии было бы рискованно отходить от буквальной передачи, так как текст считается «богодухновенным», «священным», в каждом его слове, и никакие вольности не могли быть допустимы в те ранние дни. То же самое в такой же степени относится ко многим людям в наше время, которые не имеют достаточной квалификации в переводе с иностранного языка. Те же наблюдения относятся к устаревшим или иностранным методам мышления и выражения. Например, когда еврейский пророк говорит своим слушателям: «Так сказал Господь», они не просто верили, но знали, что Господь действительно сошел на землю и разговаривал лично с пророком. Это был способ передать своим слушателям то, что его сознание говорило ему, и выразить это с такой торжественностью, на которую он был способен. И лишь редкий западный человек, незнакомый с образностью восточной речи, может быть введен в заблуждение подобными экстравагантными метафорами.

Наши переводчики на английский язык заслуживают доверия за свою работу, которую мы ошибочно относим к оригиналу. Многие ли из нас останавливаются, чтобы подумать о том, что великолепный перевод первого, девятнадцатого и двадцать третьего псалма – не продолжая перечисление дальше, – заслуга изысканного английского перевода, а не примитивного оригинала, с которым знакомы лишь немногие, тем более что никто не может пользоваться им так, как пользуется своим родным языком! Если допустить, что лишь существенное можно обнаружить в оригинале, а, вероятно, так оно и есть, и если изложить это в банальных выражениях на английском языке, то перевод лишится всякой красоты, а возможно, и большей части того, что оригинал, может быть, имел прежде. Красота – это атрибут божественного; истина, добро и праведность – божественны. Красота божественного, которая сияет со страниц английского перевода Библии, принадлежит английскому языку и тем мастерам английской прозы, которые выполнили перевод. Переводчики Виклиф, Тиндаль, Кавердаль и, наконец, Король Иаков – извлекли большую пользу от работы своих предшественников, среди которых выдающееся место принадлежит мученику Тиндалю.

Обыденный язык Галилеи, на котором говорил Христос и Его ученики, был арамейский, диалект древнего ассирийского, родственного многим семитским диалектам, включая бытовавший в Иудее. Нет оснований предполагать, что Он не был знаком также и с греческим, бывшим в общем употреблении по всей Галилее, а Он и Его ученики время от времени посещали греческую территорию Декаполиса. Те, кто углублялся в литературу Греции, не может не узнать в Евангелии от Луки и в Деяниях Апостолов легкий ритмичный поток этого несравненного языка. Лука, как попутчик и секретарь Павла, записал бурные события того путешествия. И хотя именно Павел стоял перед Фестом и Агриппой, а позже перед критически настроенной аудиторией на холме Ареса в Афинах, именно греческий стиль Луки придал форму тому содержанию, которое изложил Павел. Нельзя не пожелать, чтобы все записанное от начала до конца сохранялось в свободном от невнятности ориентализма виде и сочеталось с определенностью, которую нельзя ожидать от громоздкого, примитивного жаргона.

«У нас есть перспективы знаний о Боге», – сказал почтенный профессор систематического богословия, т. е. «истории, включая откровение, мотивы и опыт. И эти три части должны быть согласованы: ни одна не может быть важнее остальных, ибо преувеличение значения откровения ведет к догматизму; преувеличение значения мотива ведет к рационализму; преувеличение значения опыта ведет к мистицизму». В юности мы сильно склоняемся к откровению, в зрелости мы рационализируем наши верования, а в зрелом возрасте мы обращаемся к нашему опыту. Это изречение мудрого христианина-не‑еврея имеет строго западный фундамент, без рабства в традициях прошлого и без управления духом подобного тому, который поддерживал узкий кругозор книжников и фарисеев. Есть свобода в том, чему учил Христос и что никогда не знал иудаизм.