Михаил Долбилов - Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II

Меламды, фанатики и мальчики окружных местечек, узнав, что Меречское училище больше не существует, нахлынули целыми сотнями в Мереч, думая найти себе здесь приют и тень от луча образования между евреями. …Меламды целыми десятками стали бродить по улицам и завербовать всех мальчиков в своих хедерах с зако[п]телыми окнами, где бывает страшное давление воздуха, где постоянно шум, крик и стон, где на деревянной скамейке, устланной лохмотьями, восседает во всем своем грязном величии реби или меламед… [1625]

Слух оказался ложным, училище уцелело, и Эпштейну предстояло и дальше бороться с носителями «грязного величия». Помимо сугубо принудительных и полицейских мер – например, приостановить обучение в хедерах и ешиве до тех пор, пока все мальчики не будут посещать казенное училище, – он предлагал включить в училищную программу «первоначальное обучение еврейских предметов». (По всей видимости, в Меречском училище, учрежденном уже в период пересмотра уваровской концепции еврейского образования, еврейские предметы изначально не преподавались даже в урезанном виде.) Рапорт завершался рассуждением о будущности отдельных еврейских училищ: «Существование еврейских училищ еще весьма нужно. Они служат чистилищами фанатизма евреев, ибо училище очищает мальчика от фанатизма и суеверия, после чего он сам чувствует необходимость образования, и тогда переход в общее заведение делается для мальчика возможным. …Чтобы они [еврейские дети] посещали общие [учебные заведения], это довольно сомнительно, ибо в казенном еврейском училище мальчик все-таки получает религиозное образование» [1626]. Мы видим, что через три года после начала реформы училищ даже рьяному маскилу, просившему употребить власть военного начальника уезда для сгона детей из хедеров в училище, полная секуляризация начального образования евреев представлялась ошибкой.

Проблема участия властей в религиозном образовании евреев была связана и с другим современным предметом дискуссий в бюрократии и прессе – с введением русского языка в богослужение и учебные заведения неправославных конфессий. М.Н. Муравьев, вопреки своей репутации русификатора-экстремиста, не форсировал переход с польского на русский в обучении римско-католическому закону Божию в начальных школах, как не поощрял и массового распространения католических катехизисов на русском языке, опасаясь «латинского» прозелитизма в России [1627]. Прямых свидетельств о том, что на русскоязычный иудаизм он смотрел благожелательнее, не имеется.

Подвижки в выработке более ясного воззрения на то, как религиозное обучение евреев можно использовать в целях русификации, связаны с назначением в начале 1864 года нового попечителя ВУО – И.П. Корнилова. Корнилов был одним из наиболее националистически и популистски настроенных деятелей Виленской администрации в 1864–1868 годах. Он не давал себе труда сколько-нибудь глубоко вникнуть в еврейский вопрос (так, слово «хасиды» обозначало в его речи «фанатики» и прилагалось как к самим хасидам, так и к их противникам – миснагедам); заботы о просвещении еврейского населения отнюдь не являлись его любимым занятием, и завершал он свое поприще в Вильне записным юдофобом. Тем не менее в первые два года деятельности Корнилова в Вильне его установка на расширение сферы русскоязычного образования привнесла динамизм в «еврейскую» политику.

Религиозное образование евреев довольно быстро попало в поле зрения нового попечителя. Приведу лишь одно свидетельство. Летом 1864 года ближайший сотрудник и единомышленник Корнилова, окружной инспектор В.П. Кулин посетил в Вильне частные женские училища, включая пансион Шрейбера для девиц иудейской веры. Посетовав на то, что русский язык девочки заучивают, при всех их стараниях, лишь механически и не понимают разговорной речи, Кулин указывал на один из способов помочь этой беде – обучать «главнейшим молитвам» на русском языке. «…Составление и издание небольшой молитвенной книжки не представило бы затруднений: на немецком языке материалов есть довольно, стоит только выбрать и перевести те молитвы, которые не заключают в себе ничего противного учению господствующей церкви» [1628]. Кулин полагал, что женское учебное заведение наиболее подходит для внедрения такого новшества, как религиозное обучение на русском языке. Общим местом в умозаключениях русских чиновников о еврейской жизни было то, что иудейский «фанатизм» проистекает из Талмуда. По этой логике, одним из проводников «дефанатизации» могло стать юное женское поколение – домашнее образование девочек не включало в себя Талмуд. Перевод молитв на русский язык, как мнилось Кулину, да и не ему одному, позволял сочетать языковую интеграцию с другой важной задачей, восходящей к концепции Уварова, – «очищением» иудаизма: «…русская речь начала бы мало-помалу распространяться в еврейских семействах, способствуя искоренению в них многих предрассудков» [1629]. Описанную схему можно было при желании распространить также на мужское образование. Эта тенденция и отразилась в наметившейся к концу 1864 года линии ВУО на сохранение религиозных предметов в казенных училищах.

Однако руководство ВУО не было совершенно автономным субъектом образовательной политики на территории Северо-Западного края. Весной 1864 года А.В. Головнин поручил члену совета министра НП А.Ф. Постельсу совершить инспекцию казенных и частных еврейских учебных заведений по четырем учебным округам – Одесскому, Киевскому, Виленскому и Дерптскому. Для принимавших Постельса чиновников не являлось секретом, что ревизия предпринята для выработки рекомендаций о дальнейшей судьбе всей системы еврейского образования. Представленный им в начале 1865 года итоговый отчет был вскоре опубликован экстренным приложением к «Журналу Министерства народного просвещения» и вызвал оживленную полемику в прессе [1630]. А внутри учебного ведомства выводы, к которым пришел Постельс, стали известны раньше [1631]. Ниже я рассмотрю те из его заключений и предложений, которые прямо или косвенно касаются реформы казенных училищ в Северо-Западном крае.

В своей общей оценке положения дел в казенных училищах Постельс (успевший лично осмотреть 55 училищ из 99) выступал приверженцем пироговской идеи о невмешательстве власти в религиозное образование евреев. Глубинной причиной неудач казенного еврейского образования он считал именно «преобладание в учебной программе религиозного элемента» и «несоответствие способа преподавания закона веры (в форме катехизиса. – М.Д. ) способу, которому следуют всегда меламды» [1632]. Приведенные Постельсом примеры того, как недоверие «фанатиков» подрывает учебный процесс в училищах, относились именно к Северо-Западному краю. Так, в Могилевской и Витебской губерниях, где «особенно сильно преобладает хасидизм», большинство учеников «не является на уроки еврейских предметов, а занимается только общими» [1633].