Алексей Бокщанин - Лики Срединного царства. Занимательные и познавательные сюжеты средневековой истории Китая

Судьба полуопального князя круто изменилась 10 сентября (по другим данным — 24 сентября) 1643 года, в день смерти Абахая. Кончина 52-летнего богдохана была окружена тайной. По одной версии, он был ранен, болел и безуспешно лечился. Чуя приближение конца, Абахай созвал Совет великих князей. Наследником престола он объявил своего девятого малолетнего сына Фулиня (1638–1661), а до его совершеннолетия управлять государством поручил двум регентам — Цзиргалану (Джиргалан) и Доргоню. Главным был оставлен 44-летний Цзиргалан. Это был племянник Нурхаци, князь первой степени (хошо циньван) и видный военачальник. Отличился в походах против Кореи (1627), Чахарского ханства (1632) и империи Мин (1641). Еще при жизни Абахай всячески выдвигал Цзиргалана в противовес Доргоню. Остальные великие князья (да бэйлэ) должны были обеспечить поддержку двум регентам, в чем они и поклялись умирающему.

По другой версии, смерть Абахая была скоропостижной, что породило всевозможные домыслы о ее насильственном характере. Тотчас же в Мукдене — тогдашней столице Цинской империи — вспыхнула яростная схватка за власть между различными группировками внутри царствовавшего Золотого рода (Айсинь Гиоро). На экстренном заседании Совета великих князей разгорелись бурные страсти. Все началось с предложения старого князя Дайсаня посадить на трон Хао-гэ — старшего сына Абахая. Когда этот вариант не прошел, Аджигэ и Додо попытались отдать престол своему брату Дор-гоню. Как дальновидный политик, он решительно отклонил этот проект. По маньчжурским правилам престолонаследия Сыном Неба мог стать человек только из нисходящей по отношению к Абахаю линии, то есть его сын или внук. Тогда князья-военачальники потребовали провозгласить императором одного из сыновей покойного. Выбор пал на его девятого сына — шестилетнего Фулиня (годы царствования 1643–1661, девиз правления Шуньчжи — Благоприятное правление). До его совершеннолетия страной должен был править регент.

На эту ключевую должность каждая из двух борющихся за власть группировок намеревалась посадить своего лидера. Во главе одной стоял Цзиргалан, а другая считала своим лидером Доргоня. Между этими соперниками вспыхнула схватка за власть. Большинство маньчжурской аристократии — разные ветви царствующего рода Айсинь Гиоро побоялись начать открытую междоусобицу, которая грозила ослабить Цинскую империю и сорвать далеко идущие завоевательные планы. Поэтому дело кончилось компромиссом. Регентами стали оба — и Доргонь, и Цзиргалан. Многие справедливо опасались, что неумный политик Цзиргалан вкупе с послушным ему мальчиком-государем провалят выполнение «великих замыслов» Нурхаци и Абахая. Уже после принесения клятвы верности новому богдохану князья Адали и Сото предприняли попытку возвести на престол Доргоня. Узнав об этом, Дайсань и Доргонь публично разоблачили заговорщиков, а те сложили свои головы на плахе. Таким образом, Мудрый князь второй раз не «клюнул» на заманчивую авантюру.

Во главе государства встали два «князя-регента» (шэчжэн ван). Однако очень скоро волевой и умный Доргонь забрал в свои руки бразды правления, оттеснив от трона косного и недалекого Цзиргалана. К своему званию «князь-регент» Доргонь присоединил еще и титул «дядя императора». А на следующий год понизил своего соперника до звания «регент-помощник», то есть сделал его всего лишь своим «заместителем». На посту фактического правителя Цинской империи Доргонь проявил себя деятельным и прозорливым политиком. Его дальновидность и предусмотрительность во многом способствовали укреплению династии Цин в Китае.

С конца 1643 года Доргонь начал подготовку к очередному набегу на северные провинции Минской империи. Для этого он подтянул к Великой стене 140 тысяч всадников «восьмизнаменной» армии. Вместе с тем со смертью Абахая на плечи Доргоня легло ведение секретных переговоров с китайским военачальником У Саныуем. Династия Мин находилась на краю гибели и искала мира с империей Цин. В Пекине хотели развязать себе руки в Маньчжурии, а затем разгромить повстанческие армии. Предполагалось использовать для этого и грозную конницу «северных варваров». За эту услугу Пекин обещал часть китайской территории и денежное вознаграждение. Между тем стало ясно, что династия Мин уже не в силах остановить победного наступления миллионной повстанческой армии. Регент понял, что создается идеальная обстановка, чтобы захватить Северный Китай вместе с Пекином. Но для этого требовалось перетянуть на свою сторону армию У Саньгуя и в союзе с ним разгромить полчища «бандитов» Ли Цзычэна.

Мудрый князь, умело воспользовавшись тем, что У Сань-гуй оказался меж двух огней, расчетливо загнал того в угол. Затем, спасая от наступления войск Ли Цзычэна, заставил присягнуть на верность династии Цин. Став таким образом повелителем У Саньгуя, регент со своей конницей вступил в Шаньхайгуань. Теперь на стороне Цин оказалось до 300 тысяч воинов. В двухдневном генеральном сражении 26 и 27 мая союзники разгромили крестьянское войско. Путь на Пекин для Доргоня был открыт.

Пока пекинцы ждали вступления в город «Войска справедливости» У Саньгуя, Доргонь с авангардом «восьмизнаменных» войск тихо, как ночью лиса в курятник, проник во Внутренний город. По приказу Мудрого князя его воины по всем крепостным стенам Внутреннего и Императорского городов водрузили белые знамена и флаги, выдавая себя за китайских солдат У Саньгуя. Даже высшие сановники династии Мин не сразу узнали, что дворцовый комплекс занят «варварами». И, только увидев, что воины все, как один, «по-варварски» сидят на полу, сановники поняли свою ошибку. На следующий день регент сменил китайскую охрану девяти ворот крепостной стены Внутреннего города и объявил об отстранении китайских сановников от дворцовых дел. Поняв, что «северные варвары» обвели их вокруг пальца, минские сановники смиренно явились во дворец на поклон к князю-регенту и верноподданнически попросили его взойти на китайский престол. Так в третий раз Доргоню был предложен императорский трон, но он опять отказался от этой чести. Приказав всем китайским сановникам и чиновникам оставаться на прежних постах, он известил их, что в Пекин скоро прибудет новый государь — маньчжурский богдохан.

А пока Доргонь вводил в Пекин все новые и новые «восьмизнаменные» части. Когда воинов оказалось достаточно, он изгнал из Внутреннего и Императорского городов все китайское население. Затем повелел всем мужчинам-китайцам соорудить маньчжурскую прическу, обрить головы спереди, а волосы сзади заплести в косу. Чиновникам и прочему служилому люду было приказано носить одежды маньчжурского образца. Так завершилась мастерски проведенная Доргонем виртуозная операция по захвату чужой столицы — без осады, штурма, без уличных боев и резни. Мудрому князю было чем гордиться. В очередной раз показав себя дальновидным и терпеливым политиком, он продемонстрировал ум, волю, политическое чутье и коварство.