Алексей Бокщанин - Лики Срединного царства. Занимательные и познавательные сюжеты средневековой истории Китая

Как бы то ни было, ушел из жизни выдающийся император. Князья, сановники и местная бюрократия вздохнули с облегчением — они избавились от жесткого контроля и постоянного страха. Враги Иньчжэня и находившаяся под влиянием их оценок последующая историография изображали его деспотом — грубым, упрямым, своевольным, властолюбивым, коварным и хитрым. За ним закрепилась негласная, но стойкая репутация тирана. А между тем в свое не такое уж длинное царствование — всего тринадцать лет — он, не растеряв ничего из унаследованного от Сюанье, укрепил императорскую власть, устранил старые, отжившие нормы, оздоровил госаппарат и финансы. Его правление оказалось благотворным и для страны и для династии. Его нововведения укрепили саму цинскую систему и заложили основу для «блестящего правления» его сына Хунли (1735–1795). Мать последнего — маньчжурка в юности служила актрисой придворного театра. Иньчжэнь страстно увлекся ею, сделал своей наложницей, и она родила ему сына. Именно этому своему любимцу умирающий император передал трон и власть над Поднебесной империей.

День этот в Пекине мало отличался от других. Столица Цинской империи жила своей обычной жизнью. На ее улицах и рынках слышались всегдашние гомон, шум, крики разносчиков товаров и бродячих ремесленников. Сновали лоточники. Двигались запряженные лошадьми груженые двуколки. Из лавки в лавку переходили покупатели. Толкались прохожие, зеваки и уличные воры. Тем не менее на улицах, ведущих от Запретного города — дворцового комплекса и Императорского города (где располагались службы Дворцового ведомства), — царили безлюдье и тишина. Они были оцеплены солдатами. Туда никого не пускали, ведь по ним проследует императорский кортеж. А весь людской сброд не должен видеть священный лик Сына Неба!

Как известно, европейские монархи считали необходимым время от времени появляться перед своими подданными и беседовать с ними — иногда даже с простолюдинами. Правители же Китая наглухо отгораживались от своего народа. Личная жизнь богдохана — Будды Наших Дней — оставалась спрятанной за высокими стенами Запретного города, и сведения о ней ни под каким видом не разглашались. Нарушение этого запрета беспощадно каралось.

Правда, все эти строгости не соблюдались, когда императорский кортеж проходил по «улицам» Запретного и Императорского городов Пекина, где обитали тысячи евнухов и служанок, днем и ночью не смыкала глаз стража и передвигались по делам штатские и военные сановники. В день выезда богдохана дворцовая челядь, чиновники и «восьмизнаменные» маньчжуры теснились у стен вдоль «улиц». При приближении кортежа они становились на колени, отвешивали земные поклоны, а в промежутке между ними могли взглянуть на процессию и самого Священного Императора.

Однако за пределами Запретного и Императорского городов никто не смел и глаз поднять на Священного и Почитаемого. Неосторожно сказанное слово или невольное движение могли стоить свободы и даже жизни: для подданных Сын Неба должен был оставаться таинственным, сверхъестественным существом, носителем святости и исключительной неземной одаренности. Сами богдоханы старались как можно реже покидать пределы Запретного города, переезжая лишь в летние резиденции Юаньминъюань, Чанчуньюань и во дворец в Му-лане или отправляясь в храмы Пекина и на могилы предков — так называемые Три гробницы (Саньлин) в Маньчжурии, Западные (Силин) и Восточные могилы (Дунлин) примерно в ста километрах юго-западнее и восточнее столицы.

Случайно оказавшийся на пути кортежа простолюдин в страхе простирался ниц в пыли, не смея пошевелиться, пока вся процессия не скрывалась вдали. Поднявшего голову раньше времени стража хватала и ставила лицом к стене. О каждом выезде Сына Неба за пределы дворца объявлялось заранее в единственной в ту пору газете «Столичный вестник» («Цзинбао»), и тогда улицы по маршруту следования Десятитысячелетнего Властелина срочно приводились в порядок. Ямы засыпались, а бугры срезались. Народ, собак и свиней прогоняли. Убирались прочь временные торговые балаганы и лавчонки. Выметались мусор и грязь. Выходящие на эти улицы переулки перекрывались рогатками, на которые набрасывали циновки и ткани. Земля посыпалась желтым песком. Везде воцарялась мертвая тишина. Даже окна закрывались и занавешивались. Однако те, кого снедало любопытство, подглядывали сквозь трещины в стенах, просветы в занавесках и через дырочки в промасленной оконной бумаге, которая заменяла стекло. Эти смельчаки, затаив дыхание, глазели на Сына Неба и его свиту. Давайте же и мы, уважаемый читатель, прильнем к щели в воротах и посмотрим, что делается на улице.

Процессия вышагивает тихо и чинно. Впереди в ярко-красных халатах идут глашатаи с желтыми жезлами. За ними служители с плетями. Первые оповещают о всех возникших на пути препятствиях, вторые готовы хлестнуть случайного зеваку. На расстоянии двадцати шагов за ними с важным видом следуют два главных евнуха в желтых халатах. За ними — два других, воскуряющих фимиам, который отгоняет от священной особы богдохана злых духов. А вот и сам император. В зависимости от возраста, наклонностей, состояния здоровья и времени года он либо едет верхом, либо восседает в паланкине. В пределах Запретного и Императорского городов Сын Неба часто шествует пешком. С обеих сторон его благоговейно поддерживают под руки два евнуха, а еще два готовы бежать и исполнить любое высочайшее приказание. Когда Будда Наших Дней в седле, эти служители идут по бокам от лошади. И в том и другом случае пустой императорский паланкин несут следом за Владыкой Китая и Всего Мира. Крупный евнух держит над властелином тяжелый ярко-желтый зонт на высоком шесте, а летом с ним соседствует большое опахало.

Сейчас богдохан в паланкине. В погожие теплые дни он может быть открытым (тогда это легкий портшез — кресло, укрепленное на носилках), а ранней весной или осенью — крытым сверху и с задергивающимися со всех сторон желтыми занавесками. Зимой используется «теплый паланкин» — целая комнатка с креслом внутри, достаточно просторная и тяжелая. Для перемещения этого «дворцового павильона» вместе с сидящим в нем Сыном Неба требуются 36 носильщиков. Для входа в это сооружение и выхода из него приставляется особый «трап» — крылечко с двумя перилами и шестью ступеньками. Его несут впереди паланкина три евнуха.