Любовь Воробьёва - Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.

Благополучие Прибалтийского края и интересы России требовали воли к переменам со стороны русского правительства и готовности их принять со стороны прибалтийско-немецких помещиков и бюргеров.

Екатерина II подтвердила права и преимущества дворянских и городских сословий в Эстляндии и Лифляндии в том объёме и с теми же оговорками, как это было утверждено Петром Первым. В то же время императрица понимала, что отчуждённость и обособленность окраин не соответствует выгодам и пользе русского государства. Свои взгляды на этот счёт она ясно и твёрдо высказала в Наставлении князю Вяземскому при его вступлении в должность генерал-прокурора. В пункте 9 Наставления она указала, как следует поступать в отношении окраин государства. Вот этот текст: «Малая Россия, Лифляндия и Финляндия суть провинции, которые правятся конфирмованными им привилегиями; нарушать оные отрешением всех вдруг непристойно бы было, однако же и называть их чужестранными и обходиться с ними на таком же основании есть более нежели ошибка, а можно назвать с достоверностью глупостью. Сии провинции, также и смоленскую, надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы они обрусели и перестали бы глядеть как волки к лесу. К тому приступ весьма лёгкий, если разумные люди избраны будут начальниками в тех провинциях; когда же Малороссии гетмана не будет, то должно стараться, чтоб и имя гетмана исчезло, не токмо бы персона какая была произведена в оное достоинство» {108} . Следует обратить внимание на то, что под обрусением Екатерина II понимала унификацию, т.е. адаптацию окраин к правовым, статусным и управленческим нормам, принятым во внутренних российских губерниях.

Важно сказать и о том, что Екатерина не сомневалась в законности территориальных приобретений России. «Ливония или Лифляндия вся исстари к Руси принадлежала» {109} , — говорила императрица. И эти слова свидетельствуют о том, что она хорошо знала историю борьбы Руси, а затем и России за балтийский берег.

Закономерно, что особое внимание Екатерина уделяла статусу государственного языка на прибалтийской окраине. В одном из рескриптов на имя рижского и ревельского генерал-губернатора Броуна, по поводу ревизии этих губерний графом Воронцовым и князем Долгоруковым, на первый план ставилось наблюдение, «чтобы в училищах тамошних преподаваем был российский язык, яко необходимо нужный и без которого знание и употребление в должности весьма неудобно» {110} .

Прозорливость Екатерины II тем более достойна внимания, что в середине XVIII в. проблема языка преподавания остро стояла и для России. Русский как язык науки только формировался. Знаком дворянской образованности был французский язык, обязательным признаком учёности считалась латынь. С учреждением Московского университета 12 (25) января 1755 г. и открытием при нём двух гимназий, готовивших дворян и разночинцев к поступлению в университет, помимо французского и латыни языком преподавания становится и немецкий язык, поскольку среди приглашённых профессоров были также ученые из Гёттингена, Вены, Лейпцига, Тюбингена и других университетских городов Германии и Австрии {111} . Большой заслугой М.В. Ломоносова было создание в младших классах гимназий так называемой «русской школы», то есть с русским языком обучения. По окончании первой ступени — «русской школы» гимназисты направлялись в немецкую или французскую школу. Внедрение русского языка в практику преподавания было продолжено учениками и последователями Ломоносова [42].

В Прибалтийском же крае в последующие после правления Екатерины времена и «наблюдатели», и «наблюдаемые» нашли возможным неудобство, на которое указывала императрица, благополучно обойти, и знание «необходимо нужного» русского языка при «употреблении в должности» не считалось уже обязательным. Такое стало возможным в связи с засильем немцев не только в Прибалтике, но и в Российской империи в целом — немцы занимали важные посты в управлении, армии, науке, образовании и т.д. и успешно отстаивали свои интересы перед русскими по вероисповеданию, но немецкими по крови монархами.

Иначе было при Екатерине II. Иноземцы были беспрекословными исполнителями её воли, в том числе и по управлению Прибалтийским краем. Примером может служить деятельность графа Юрия Юрьевича Броуна [43]. В 1760-х гг., исполняя высочайшее повеление императрицы, он осуществил реформы, направленные на укрепление имперской власти в Прибалтийском крае и упорядочение отношений прибалтийских помещиков с крепостными крестьянами.

Важно отметить, что облегчение положения крепостных крестьян являлось частью широкой либеральной программы реформ, которые Екатерина старалась осуществить в России. В Наказе, составленном императрицей для созванной ею Законодательной комиссии, крестьянский вопрос упоминается наряду с другими проектами, а именно: дать законное обоснование религиозной терпимости, сделать уголовное право более гуманным, открыть пути для частной инициативы в экономической жизни, укрепить путём законов личную свободу дворян, расширить право собственности дворян и городов, усилить роль органов самоуправления отдельных сословий в рамках устройства и развития всей административной системы, полностью провести в жизнь принцип разделения власти при устройстве местного управления и самоуправления.

Екатерина не высказывалась открыто за отмену крепостного права, зная, что дворяне к этому не готовы. Приходилось учитывать и то обстоятельства, что зависимость крепостных от дворян соответствовало существовавшему в то время общественному праву. И чтобы формально освобождённый крестьянин стал действительно свободным, были необходимы постепенные изменения в общественных и экономических отношениях. «Если просто разрушать существующее, ничем его не заменяя, — пишет Виктор Леонтович в своей статье о Екатерине II, — это неизбежно приведёт к его возрождению, но только в гораздо более грубой, упрощённой форме, потому что это будет форма первоначальная, не усовершенствованная временем» {112} .

Екатерина, размышляя о том, чем заменить существующий порядок вещей в отношениях помещиков и крепостных, придавала первоочередное значение тому, чтобы «состояние сил подвластных облегчать, сколько здравое рассуждение дозволяет». При достижении этой цели она считала возможным и необходимым: обеспечить права собственности крестьян на движимое имущество и личные приобретения, определять повинности в соответствии с силами и возможностям отдельного крестьянина, укрепить за крестьянином пользование предоставленной ему землёй так, чтобы это право приближалось к настоящему праву собственности (пользование землёй до тех пор, пока крестьянин и его потомки её обрабатывают согласно заключённому с помещиком договору за определённую цену или за постепенную выплату того, что соответствует урожаю этой земли) {113} . Такое видение императрицей возможностей облегчения судьбы крепостных крестьян будет положено в основу реформаторской деятельности Ю. Броуна в Прибалтийском крае.