Ш Талейран - Мемуары

Наполеон был возмущен и, следуя своему первому порыву, написал французским епископам письмо, в котором отзывался почти в революционных выражениях "о том, кто хочет, - говорил он, - поставить вечные цели совести и всех духовных дел в зависимость от преходящих мирских забот".

Увезенный из Рима после того, как он был спрошен о том, согласен ли он отказаться от светской власти Рима и от Церковной области, Пий VII был 6 июля 1809 года доставлен генералом Раде до Савоны, куда он въехал один 10 августа, так как все кардиналы были еще раньше перевезены в Париж.

Для довершения насилий, учиненных над папой, Наполеон опубликовал 17 февраля 1810 года сенатское решение, дававшее старшему сыну императора титул римского короля и постановлявшее сверх того, что император будет вторично помазан в Риме до истечения первых десяти лет своего царствования.

Угнетенный, плененный и лишенный своих советников, папа отказывал в булле всем епископам, назначенным императором; тогда-то и начались споры о способах прекращения вдовства церкви.

Церковный совет, созванный в 1809 году

Этот совет составился из кардинала Феша, кардинала Мори, архиепископа турского, епископа нантского, епископа эвреского, епископа трирского, епископа версельского, аббата Эмери, настоятеля семинарии св. Сульпиция, и отца Фонтана, генерала варнавитского ордена.

Правительство задало ему три ряда вопросов: первый касался того, что интересовало все христианство; второй интересовал преимущественно Францию; третий - германскую и итальянскую церкви и относился к булле об отлучении.

В введении, предшествующем ответам совета на поставленные правительством вопросы, прежде всего обращают на себя внимание следующие слова: "Глубокое почтение, которое мы испытываем к вашему величеству, мы не отделяем от сочувствия, преданности и любви, вызываемых в нас современным положением римского папы... Все духовное благо, которое мы можем ждать от исхода наших совещаний, находится целиком в руках вашего величества... и мы дерзаем надеяться, что вы вскоре приобретете эту славу, если удостоите внимания наши желания и ускорите сближение между вашим величеством и святейшим отцом, обеспечив полную свободу папе, окруженному своими естественными советниками, без которых он не может ни общаться с церквами, порученными его заботе, ни разрешить ни одного серьезного вопроса, ни позаботиться об удовлетворении потребностей католичества".

Мне понятна вся осторожность членов этого совета в отношении императора в виду опасений раздражить и толкнуть его на еще более решительные меры, то есть на полный разрыв с папой, который повлек бы за собой раскол во французской церкви. Но я не в состоянии постичь, почему они не приложили больше усилий к тому, чтобы убедить его, что прежде, чем упрекать папу, следовало по крайней мере предоставить ему ту степень свободы, которую он сам признал бы необходимой для выдачи булл, и, следовательно, спросить его, какие условия он считает для этого обязательными. Папа не решился бы заявить, что ему прежде всего нужен Рим и поместье св. Петра; ложность такого заявления была бы слишком очевидна, несмотря на всю естественность его страстного желания их возвращения и его непрестанных протестов против насилия, при помощи которого у него были отняты его владения. Он бы, конечно, ограничился требованием предоставления ему известного числа кардиналов и секретаря и возвращения бумаг... Если бы он требовал больше или если бы по удовлетворении его первой просьбы он продолжал отказывать в буллах, тогда ответы совета были бы справедливы и уместны; но это обязательное условие не было выполнено, на папу оказывалось давление при помощи доводов, которые могли бы иметь силу лишь в том случае, если бы удалось установить, что его отказ вызывается просто нежеланием давать буллы; все это, принимая во внимание положение, в котором находился папа, очень ослабляло соображения совета, которые могли быть весьма убедительны при других условиях, но должны были казаться при создавшемся положении софизмами, сдобренными недоброжелательством и даже вероломством.

До созыва совета и начала его совещаний император сделал несколько попыток преодолеть противодействие папы. Он передал ему через кардинала Капрара в письме от 20 июля 1809 года, написанном кардиналом (который оставался в Париже, хотя и не был уже папским послом) папе в Савону, что император согласен, чтобы его имя и даже его право назначения не упоминались в буллах и чтобы последние выдавались по простому заявлению государственного совета или министра по делам вероисповеданий. На это папа ответил 26 августа, что так как государственный совет и указанный министр тоже являются орудиями императора, то это равносильно признанию права императора производить назначения и предоставлению ему возможности осуществлять это право, чего он не желает.

Почему он не желал признать это право? Было ли причиной того отлучение? В таком случае он проявлял мало обоснованное раздражение и сам обнаруживал свою неправоту. Зачем же император принес эту жертву? Не лучше ли было бы, чтобы он ничего не предпринимал и, предоставив папе достаточную свободу, ждал ее результатов?

1810 год не только не внес облегчения в положение папы и не дал ему согласно желаниям церковного совета и возносимым им молитвам свободы, но, наоборот, ухудшил его положение и усугубил суровость его плена.

В самом деле, 17 февраля 1810 года было опубликовано сенатское решение о присоединении Церковной области к Французской империи, провозглашавшее независимость императорского трона от всех властей на земле и уничтожение светской власти пап. Это сенатское решение назначало папе известное содержание, но определяло вместе с тем, что он должен принести присягу в том, что не будет действовать вопреки четырем статьям 1682 года. В тот же самый день появляется другое сенатское решение, дающее старшему сыну императора титул римского короля и определяющее, что император будет вторично помазан в Риме на царство.

Все эти постановления были враждебны и вызывающи в отношении папы. Ему не предоставлялись даже право и возможность протестовать против них. Как же он мог считать себя свободным в остальном? Данное пленному папе в форме сенатского решения повеление принести присягу в том, что он не будет действовать вопреки четырем статьям 1682 года, должно было в высшей степени раздражить его; оно было явно недопустимо, особенно в такой высокомерной форме. Папа мог, впрочем, утешиться и даже порадоваться, узнав, что от принесения такой присяги будет зависеть предлагаемая ему оскорбительная пенсия, что и внушило ему его благородный апостолический ответ: он нисколько, мол, не нуждается в этой пенсии и будет жить от милостыни верующих.