Гельмут Гюнтер - Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940–1941

– Я бы пожил здесь год-другой, – с улыбкой признался Швенк.

Разместили нас быстро – нас, мотоциклистов-посыльных, разбросали по двум стоящим рядом фермам.

В 18:00 мы с котелками уже собрались отправиться к полевой кухне.

– Ни в коем случае! Вы мои гости! И никаких больше разговоров на эту тему!

Хозяин фермы встал в воротах и не желал нас выпускать.

– Пока вы у меня на постое, вы обедаете за моим столом! Хоть месяц, хоть год!

Мы невольно переглянулись. Нас было шестеро здоровяков – прокормить нас было не так уж просто. Но мы были вынуждены принять приглашение хозяина, в противном случае мы бы смертельно обидели его.

Несколько минут спустя нас пригласили в столовую. Вы не поверите, что выставили на стол эти добрые души – просто вообразить себе невозможно! Нарезанная огромными ломтями жареная свинина, ветчина, сыр – все, что пожелаешь! Наши явно не избалованные жратвой из полевых кухонь желудки заурчали в предвкушении большого пира.

– Давайте, давайте, ребята! Не стесняйтесь! Присаживайтесь!

Кроме хозяина фермы и его жены за столом сидели две дочери и трое сыновей, еще пришли и гости – соседи, у которых тоже на постое стояли наши. Удивительно – будто им своих постояльцев не хватало. Я питал особую слабость к картошке – в тех местах, откуда я родом, картофель – еда номер один. А вот здесь, куда мы прибыли, оказалось, что картошкой только свиней откармливают.

На стол подали и белое игристое вино – чтобы в горле не пересохло. Это был настоящий праздник! Пиршество! Потом, уже на вечерней поверке, выяснилось, что наш повар не знал, как быть, – никто не явился на ужин к полевой кухне. Весь батальон угощался у местных жителей.

Долго мы просидели в тот вечер за столом с нашими хозяевами. Они желали знать про Германию буквально все. Несмотря на то что несколько поколений прожило здесь, где единственным источником информации были газеты, нас очень удивило, насколько прочны их связи с их истинной родиной. Их гордости за Германию, их любви к ней могли позавидовать даже некоторые из наших «райхсдойче». Мы узнали о том, как организована работа на фермах, заложенных еще их дедами и прадедами. Воистину это был благодатный край. Плодородная почва и солнце обеспечивали обильный урожай. Однако на этой почве и под этим солнцем нужно было трудиться в поте лица. Несмотря на всю их привязанность к Германии, эти люди все же являлись примерными гражданами Румынии. Сыновья наших хозяев уже успели отслужить в румынской армии. Только далеко за полночь мы разошлись спать.

– Доставить этот конверт в штаб дивизии в Тимишоару!

С этими словами адъютант вручил мне толстый конверт. Отдав офицеру честь, я отбыл из места расквартирования в пункт назначения. Я не спешил, поэтому ехал на умеренной скорости. Ярко светило солнце. И вообще, мир казался совершенным. За день до этого мы провели регламентные работы на нашей матчасти, мотоциклы были в идеальном состоянии. Смотр техники проводил уже знакомый мне по Вогезам обершарфюрер. Когда я доложил ему о том, что все необходимые регламентные работы проведены, он многозначительно покачал головой:

– Ну как? Свечи больше не подводят? Теперь знаешь, как сменить их?

Мои друзья навострили уши – никто из них не знал о моем досадном инциденте в Вогезах.

– Яволь, обершарфюрер!

Надо сказать, я очень многому научился в ходе этого продолжительного марша. Теперь мне уже вовсе не требовалось обращаться по каждому пустяку к ремонтникам – я сумел освоить машину. Так кавалерист, в конце концов, объезжает даже самую норовистую лошадь, и та чувствует это. Так и мой BMW. И Бела, и

Швенк, да и остальные наши многому научили меня. Именно благодаря им я узнал самые необходимые вещи об эксплуатации мотоцикла, хотя временами они преподавали мне уроки в весьма жесткой форме.

По пути в Тимишоару меня поразили в селах, где проживали этнические немцы, установленные вдоль дороги и накрытые столы. И каждый проезжавший немец обязан был остановиться и отведать предложенных угощений – не остановиться было просто невозможно: нас не пускали дальше! Да и сами мы были отнюдь не прочь пображничать, тем более что за столами сидели такие аппетитные девушки, что просто слюнки текли. Один роттенфюрер из саперного батальона так загляделся на какую-то местную красавицу, что стакан с вином расплескал. Движение на дороге было довольно оживленным. Взад и вперед носились связные на мотоциклах, грузовики спешили подвести все необходимое. Мелькали и легковые автомобили, доставлявшие офицеров на совещания. Основательно подзаправившись – как-никак несколько толстенных бутербродов с ветчиной, сыром и маслом, – я продолжил путь.

Скоро я доставил пакет в штаб дивизии, оставил машину в мотоциклетном разведвзводе и направился изучать Тимишоару. Как выражался по подобному поводу наш Бела: «Черт возьми, надо же хоть краем глаза увидеть этот мир!» На всем облике города, на его административных зданиях, на широких улицах лежал отпечаток Германии. Вот вывеска парикмахерской. Как же приятно все-таки усесться в удобное кресло и вдыхать приятные запахи. Наш Хубер отнюдь не был цирюльником от Бога, и его разболтанная машинка мало походила на инструмент для стрижки волос. А здесь меня подстригли образцово.

Каким-то образом я оказался у железнодорожного вокзала. Несколько новоиспеченных обер-юнкеров (кандидатов в офицеры) размашисто шагали мне навстречу. Я отдал им честь. Один из них остановился:

– Я вас знаю?

Я присмотрелся к нему. Это был мой первый инструктор, еще когда меня только-только призвали, тогда унтершарфюрер Клосковски. Мы разговорились. Оказалось, они только что прибыли вместе с товарищами из Бад-Тёльца. Клосковски поинтересовался, как сложилась судьба его бывших подопечных из отделения. Прощаясь, мы пожелали друг другу ни пуха ни пера.

Клосковски стал командиром роты, упоминался в сводке вермахта и удостоился Рыцарского креста. Потом дошла очередь и до креста березового – он был похоронен где-то в России. Клосковски принадлежал к тому типу младших командиров, которые доводят своих рекрутов до полнейшего изнеможения. Но – самое любопытное – не было в отделении человека, который возненавидел бы его за это. На самом деле Клосковски прекрасно понимал, на что мы способны, и дрессировал нас ради нас же самих, а не просто ради собственного развлечения.

У нас в группе было парочка умников. Они изо всех сил старались на занятиях загнать в угол Клосковски своими хитроумными вопросами. Куда там! Отвечал он всегда впопад и с улыбкой – кто-кто, а Клосковски прекрасно понимал их намерения.

Ко всему иному и прочему, этот человек вел себя так, будто ему наплевать решительно на все на свете. Клосковски всегда имел при себе и детонатор, и парочку гранат или других подобных «игрушек». Однажды, это было на полигоне под Бредой, мы сидели вместе с ним и обсуждали французские ручные гранаты. И вот один из наших возьми да спроси его: мол, а чем отличаются французские от немецких?