Гельмут Гюнтер - Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940–1941

В конце концов, как раз сегодня была Пасха, так что писем и посылок из дому будет целая куча. С Хубером пошел Ганс, и вскоре оба вернулись нагруженные, как верблюды. Хвала и слава германской полевой почте! Мы и суток в этом городе не пробыли, а письма нашли нас. Все, кто получил из дому посылку, тут же вскрывали ее, отбирали для себя предметы личного пользования, а остальное вываливали на стол. Вольф, самый старший из нас, разделил большую кучу на девять маленьких. Не важно, кто и сколько получил, сегодня – а были и такие, кто вообще ничего не получил, – каждому все же кое-что досталось. Включая и унтерштурмфюрера Бахмайера – ему досталась кучка не больше и не меньше, чем его подчиненным. Надо сказать, что все время, когда я служил в нашем подразделении, традиция эта не менялась. Некоторым присылали огромные посылки, другим намного меньшие. И у нас был обычай – делить все поровну. По моему мнению, очень хорошая традиция.

– Так, собирайте пожитки… Мы выступаем! – распорядился унтерштурмфюрер Бахмайер.

Это плохо. Мы так привыкли к Белграду. Сразу после полудня батальон отправился в путь. Проехали по городу. Жизнь местного населения, похоже, наладилась. Собравшиеся на тротуарах зеваки глазели на проезжавшую колонну мотоциклов. Путь продолжился вдоль берега Дуная, пока перед нами не выросла во всем величии цитадель XV столетия. Смедерево. Проехали и через этот городок. В конце концов добрались до пункта назначения – им оказался Пожаревац, очень приятное место.

– Гюнтер, вы ведь можете рисовать, верно?

Черт возьми, в чем дело? В Белграде я уже однажды удивил адъютанта, когда я от безделья намалевал карикатуры. Представил на листке бумаги «командование» и своих товарищей. Вышло в целом похоже.

– Разве что чуть-чуть, унтерштурмфюрер, – ответил я.

Выяснилось, что на 20 апреля в офицерском клубе намечалось торжественное мероприятие, на которое пригласили и наше командование. И нашему Хильгеру пришло в голову украсить зал карикатурами, скорее дружескими шаржами, так сказать, «для поднятия настроения». Только этого мне не хватало. Я что-то нечленораздельно мычал, мялся, в конце концов изложил Хильгеру свои опасения по поводу возможных последствий. Тот в ответ лишь расхохотался:

– Не бойтесь, бояться вам решительно нечего!

– Вам, унтерштурмфюрер, легко говорить «не бойтесь». А если кто-то из командования сочтет карикатуру обидной? Что тогда? Ведь мне придется расхлебывать!

– Да бросьте вы! Короче говоря, с этой минуты от всех служебных обязанностей вы освобождены. Отправляйтесь в город, приобретите все необходимое – ну, там, бумагу, грифели, краски – все, что потребуется для работы. Шпис выдаст вам необходимую наличность. И приступайте к работе. Я время от времени буду проверять, что вы там намалевали; всю ответственность беру на себя.

В конце концов я взялся за работу. И надо сказать, понемногу мне даже стало нравиться. Подходили и мои товарищи, если у них выдавалась свободная минутка, кое-что советовали. В принципе сюжетов хватало. Начал я с командира. Изобразил его в образе ангела в белых одеждах с крылышками за спиной – он, махая ими, спускался с небес прямиком к лежавшей вверх колесами штабной машине. Хильгер представал в коротких штанах и с барабаном ландскнехта на пузе. Мы в своем узком кругу прозвали его «пимпфом» [3], но просто в шутку. Хильгер был хорошим парнем. А вообще-то таким прозвищем нередко удостаивали чрезмерно задававшихся кандидатов в офицеры, и оно носило довольно уничижительный характер. Но на нашего Хильгера это не распространялось.

Наш Шрамм, на гражданке учитель средней школы, получил в руки кавалерийскую саблю, под мышку – армейский устав, а на голову – цилиндр. В общем, всем досталось без исключения. Клингенберг стоял в монументальной позе – ни дать ни взять Наполеон, а перед ним с десяток кинооператоров из отдела пропаганды, нацеливших на него камеры. Из его рта вырывалось облако со словами: «Я захватил Белград!» Стоило мне присмотреться к моим творениям, и я почувствовал себя довольно неуютно. Ганс, заметив мое состояние, высказался так:

– Гельмут, я от души надеюсь, что ты не переборщил!

Вечером, собрав все нарисованное, я отправился к адъютанту.

– Ну… посмотрим, что вы там изобразили.

И стал просматривать рисунки. И по мере того как он их просматривал, улыбка его становилась все шире. Последним был шарж на него. Я, стоя в сторонке, наблюдал за реакцией Хильгера. Унтерштурмфюрер усмехнулся. Только не улыбнуться, не дай бог тебе улыбнуться, одергивал я себя. Потом он вручил рисунок мне, велел поднять его повыше, а сам отступил на несколько шагов. И тут свершилось – гауптштурмфюрер Хильгер разразился смехом:

– Черт возьми! И как такое вам в голову пришло!

– Унтерштурмфюрер, позвольте напомнить вам о нашей с вами договоренности…

– Ладно, ладно, все в порядке. Вы первоклассно справились со своей задачей, на отлично выполнили работу. Жду не дождусь увидеть, как на это отреагируют остальные офицеры.

И я отдал ему рисунки. Будь что будет!

На следующий день, 20 апреля, весь батальон собрался на рыночной площади. Это было торжественное и редкое зрелище – выстроились все пять рот мотоциклетного батальона. Но ведь сегодня день рождения фюрера! Начищенные до зеркального блеска сапоги, кожаные ремни, серые каски резко контрастировали с яркими красками погожего весеннего дня. Командир произнес краткую речь, после чего зачитал список фамилий. Я ушам своим поверить не мог, услышав и свою. Прозвучали и фамилии Циппа и Ганса. Мы выстроились перед батальоном в самом центре площади. И встали в строй уже в звании штурманна (ефрейтора). Почетный караул из представителей от каждой роты взял ружья на караул. Прозвучал гимн, и на этом торжественная церемония завершилась.

Производство в штурманны было для меня полной неожиданностью. Строго говоря, я прослужил уже год, поэтому мне «полагалось» следующее звание. Однако всерьез я об этом никогда не задумывался. Первым делом мы отправились в небольшое кафе на главной улице и как следует обмыли звания. Начали мы с кофе мокка. Я впервые в жизни пил мокку, потом мы съели по пирожному и решили перейти к горячительным. Мы отлично провели время. Бела произнес впечатляющую речь, не позабыв напомнить нам старую истину о том, что, дескать, «в каждом ранце солдата лежит маршальский жезл». Потом, когда Швенк стал медленно сползать под стол, мы решили, что с нас хватит, расплатились и направились к месту расквартирования.

Я уже стянул один сапог, как раскрылась дверь.

– Смирно! – подал команду Вольф.

Это был унтерштурмфюрер Хильгер.

– Гюнтер, одевайтесь и следуйте за мной!