Гровер Ферр - Убийство Кирова: Новое расследование

Лено пишет:

Никита Хрущев вспоминал двух других «истеричных» женщин-обвинителей,

поддерживаемых Сталиным, аспирантку-историка Николаенко в Киеве и комсомольского работника в Москве Мишакову… При судебном разбирательстве Заговора врачей как раз перед его смертью, Сталин снова использовал женщину, которой помыкали ее начальники-мужчины, доктора Лидию Тимашук, хотя Тимашук не была, возможно, психически больна в клиническом смысле этого слова так, как были больны Волкова и Николаенко.

Циничное использование Сталиным в своих интересах отчаянных, а иногда и психически больных женщин было особенно порочным примером основной практики советского руководства… (Л 278).

Все это совершенно не так. Хрущев откровенно лгал по поводу Тимашук и «Заговора врачей» в своем «Закрытом докладе». Лено очевидно не знает того, что Тимашук не имела никакого отношения к «Заговору Врачей». Она попыталась проинформировать партийных чиновников о неправильном лечении члена Политбюро Андрея Жданова в августе 1948 г. Тимашук была награждена орденом Ленина в январе 1953 г., но она была лишена его в апреле 1953 г., когда Лаврентий Берия рассмотрел обвинения «Заговора врачей», нашел их беспочвенными и убедил Президиум освободить всех арестованных врачей.

Все письма Тимашук к различным чиновникам по поводу этих событий были опубликованы с комментариями в Русском историческом журнале «Источник» в 1997 г., задолго до того как Лено начал писать свою книгу. Кажется, Лено «поверил» Джонатану Бренту и Владимиру Наумову, написавшим «Последнее преступление Сталина», ужасную, нечестную книгу, которая искажает подробности «Заговора врачей», намеренно замалчивая свидетельства, которые не подтверждают их тезисы, — нечто подобное тому, чем занимается и Лено. Эта книга получила потрясающе отрицательную рецензию со стороны сверх-антикоммунистического сионистского исследователя Геннадия Костырченко в российском сионистском журнале «Лекхайм» в октябре 2004 г.

Сталин не «использовал» Тимашук. В самом деле нет никаких доказательств, что у Сталина были хоть какие-то отношения с ней вообще. Однако главный вывод для наших целей заключается в следующем: Лено выступил с этим обвинением несмотря на то, что у него не было свидетельств в его подтверждение. И снова получается, что Лено высказывает любые утверждения, пока они представляют Сталина «плохим». Это и есть прием ошибочных суждений Лено.

Лено очевидно «верил» и рассказам Хрущева о Николаенко и Мишаковой. Тем не менее главная тема его книги — показать, как Хрущев и его соратники пытались «подставить» Сталина как убийцу Кирова, утаивая и уничтожая свидетельства, до того как им окончательно пришлось оставить эти попытки, как безнадежные. Тогда с какой стати Лено «поверил» Хрущеву по этому поводу? Очевидно, потому что это представляет собой хорошую «антисталинскую» байку.

Лено пишет:

…ряд специалистов и администраторов комиссариата Орджоникидзе был обвинен в саботаже, а некоторые были арестованы. Орджоникидзе сделал попытку защитить некоторых из этих людей, что завершилось личным конфликтом со Сталиным накануне февральского Пленума ЦК в 1937 г. и смертью Орджоникидзе, вероятно, самоубийством(Л 466).

И снова это полнейшая ложь. Орджоникидзе не сделал ни одной попытки «защитить» своих подчиненных. Более того, не было никакого «личного конфликта со Сталиным» — его просто-напросто никогда и не было. Нет никаких доказательств этого. Мало того — нет никаких доказательств и того, что Орджоникидзе покончил жизнь самоубийством! Здесь единственный источник Лено — книга Олега Хлевнюка «Сталин и Орджоникидзе» (1993 г. — есть и перевод на английский язык). Хлевнюк утверждает, что Орджоникидзе выступил против Сталина, поссорился с ним и застрелился. Однако у Хлевнюка нет доказательств ни по одному из этих пунктов. Он, очевидно, основал свою версию на введении хрущевской эпохи к биографии Орджоникидзе, в котором были сделаны эти заявления, тоже без доказательств. Когда эта биография была переиздана через несколько лет после снятия Хрущева, эта ничем не подтверждаемая информация была вырезана. Лено не имел права использовать вторичный источник в качестве доказательства. Ему следовало проверить его [27] См.: Ферр Г. Тени XX Съезда. С. 123–125. Более детально в английской версии: Furr, G. Khrushchev Lied (2011). Р. 114–116. .

Лено заявляет:

Во второй половине дня 25 апреля (1957 г.) Президиум собрался для обсуждения реабилитации Тухачевского, Якира и Уборевича, трех главных генералов, казненных за предательство в 1937 г…. Хрущев бросил вызов: «Пусть старые члены Политбюро расскажут нам, как они решили вопрос о привлечении Якира к суду, как был подготовлен этот первый шаг». Маршал Жуков поддержал Хрущева словами: «Мы должны докопаться до сути этого»(Л 601).

На следующей странице Лено обсуждает июньский 1957 г. Пленум Центрального Комитета, на котором вновь возник этот вопрос:

Жуков и Шверник поставили в вину Молотову, Кагановичу и Маленкову ведущую роль в Терроре, при этом Жуков, по всей видимости, зачитывал вслух архивные документы(Л 602).

Лено цитирует протокол этого Пленума, опубликованный в 1999 г., в котором маршал Жуков прочитал текст письма Якира Сталину от 9 июня 1937 г. Относящийся к данному делу раздел протокола гласит следующее:

Вы Якира все знаете, он был известным растущим и крупнейшим работником. Он был ни за что арестован. 29 июня 1937 года, накануне своей смерти, он написал письмо Сталину, в котором обращается:

«Родной, близкий товарищ Сталин! Я смею так к Вам обратиться, ибо все сказал, и мне кажется, что я честный и преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной, честной работе на виду партии и ее руководителей. Я умираю со словами любви к Вам, партии, стране, с горячей верой в победу коммунизма» (Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Стенограмма июльского Пленума ЦК КПСС и другие документы. М.: МДФ, 1999. С. 37).

В 1994 г. был опубликован текст «Отчета Шверника» от 1963–1964 гг. Хрущеву в отношении этих военных, который содержал более полный текст письма Якира. Вот этот текст. Часть, опущенная Жуковым в 1957 г., выделена жирным шрифтом:

«Родной близкий тов. Сталин. Я смею так к Вам обращаться, ибо я все сказал, все отдал и мне кажется, что я снова честный, преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной честной работе на виду партии, ее руководителей — потом провал в кошмар, в непоправимый ужас предательства… Следствие закончено. Мне предъявлено обвинение в государственной измене, я признал свою вину, я полностью раскаялся. Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства… Теперь я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма».