Гровер Ферр - Убийство Кирова: Новое расследование

Лено заявляет, что рассказ Люшкова имеет первостепенное, даже решающее значение для наших знаний об убийстве Кирова:

Свидетельства Люшкова, которые игнорировались или недооценивались западными авторами в отношении убийства Кирова, являются фактически самыми важными в данном деле(Л 687).

В этой главе книги я рассматриваю подробно рассказ Люш-кова и делаю вывод, что Лено совершенно ошибается в его ценности для понимания убийства Кирова. Я продемонстрирую, что генерал-перебежчик Генрих Люшков намеренно лгал в своих статьях, чтобы сделать их антисоветской и, в частности, антисталинской пропагандой для японцев.

Люшков фактически «самое важное свидетельство» — но не убийства Кирова. Наоборот, оказывается, что Люшков — самое прямое антисоветское свидетельство того, что заговоры в 1936—

1938 гг. в СССР и особенно военные заговоры, известные в истории как «Дело Тухачевского» 1937 г., позже обсуждаемые обвиняемыми на Московском процессе 1938 г., действительно существовали. Лено замечает верно, что все мнимые заговоры, от Дела Кирова в 1934 г. до Дела правотроцкистского блока в 1938 г., были связаны друг с другом переплетением их руководства и внутренних связей. Вот почему в НКВД назвали их всех «клубком».

Наше исследование рассказа Л юшкова состоит из трех частей. Сначала я рассмотрю, что написал Люшков об убийстве Кирова в статье в журнале «Кайдзо» за 1939 г., часть которой не переведена Лено. Затем я сравню то, что Люшков писал для публикации, с тем, что, как мы знаем, он рассказал японцам конфиденциально. В конце я вернусь к точке зрения Лено и его оценки того, что написал Люшков.

Люшков писал в то время, когда не было никаких подробностей о деле Кирова за исключением того, что было опубликовано в советских газетах. Не были доступны никакие свидетельства — протоколы допросов, например. Свидетельства, которые мы имеем сегодня, позволяют нам сразу же распознать некоторые из фальсификаций Люшкова, просто прочитав его рассказы 1938 и 1939 гг. Например, в интервью в июле 1938 г. Люшков заявил:

Николаев безусловно не принадлежал к группе Зиновьева [123] Люшков, Генрих Самойлович // http://hrono.ru/biograf/bio_l/ ljushkov gs.php; Лено, с. 681. .

В своей статье в «Кайдзо» несколько месяцев спустя он уже изменил это заявление:

…Когда он был членом комсомола, он (Николаев) сочувствовал зиновьевской фракции(Л 683).

Лено опубликовал части признания от 12 декабря 1934 г., в котором Звездов, в частности, назвал Николаева членом ленинградского центра, наряду с Румянцевым, Котолыновым, Царь-ковым, Северовым, Цейтлиным, Суровым и Толмазовым (310 док. 55; Лено отказался опубликовать русский оригинал):

Вопрос(Звездову): Выкладывайте нам членов Центра и остальных филиалов Ленинградской организации(подпольщиков-зиновьевцев. — Г.Ф .).

Ответ: Членами являются следующие:

1. Ленинградский центр.

а. Румянцев Владимир — руководитель организации.

б. Котолынов Иван.

…

ж. Николаев Леонид(Л 310).

Более того, в признании от 13 декабря 1934 г. в Волкогоновском архиве Царьков подтверждает, что Николаев был зиновьевцем:

Вопрос: Что Вам известно об убийце т. КИРОВА — НИКОЛАЕВЕ Леониде?

Ответ: НИКОЛАЕВА я знаю по совместной работе в Выборгском районе. Он — зиновьевец. Был он наиболее близок к К0Т0ЛЫН0ВУ. Не помню точно принимал ли он легальное участие в нашей борьбе с партией в первые годы возникновения троцкистско-зиновьевского блока и подписывался ли он под платформой блока (все подписи под платформу проходили через меня и МУРАВЬЕВА Мих.) — или он принадлежал к той категории, которая оставалась на нелегальном положении и открыто, как члены организации, не выступали. Политическую ответственность за террористический акт члена организации НИКОЛАЕВА Л. несет наша к.р. организация, в рядах которой он и вырос.

Признание Царькова содержит подробности, которые мы теперь можем подтвердить другими свидетельствами, включая тот факт, что троцкистско-зиновьевский блок действительно существовал, как мы знаем из собственной переписки Троцкого.

Другие примечания Люшкова касательно убийства Кирова представляют небольшой интерес. Он настаивает, что Борисов был убит не по приказу Ягоды, а погиб случайно. Это соответствует как заключению, к которому пришел НКВД в декабре 1934 г., так и позиции Кирилиной и Лено сегодня. Ягода легко признавался в других ужасных преступлениях, но он всегда настаивал на том, что не имел никакого отношения к смерти Борисова. Мы рассматриваем эти показания в другом месте настоящего исследования.

О Каменеве и Зиновьеве Люшкову почти нечего сказать, кроме как просто объявить их признания фальшивыми:

…на Августовском показательном процессе 1936 г. Зиновьев и Каменев были лидерами организации заговорщиков, а Бакаев был представлен как непосредственный организатор (убийства). Тут я сам могу быть свидетелем. Я был человеком, который вел допрос вышеупомянутых трех человек и могу подтвердить, что их признания были полностью фальшивыми. Ягода передавал распоряжения Сталина мне, и эти распоряжения были осуществлены в тексте признаний Зиновьева, Каменева и Бакаева(Л 685).

Это не приближает нас к ответу на вопросы, которые возникают как раз из свидетельств, которые у нас есть теперь. Почему Зиновьев и Каменев давали такие показания, какие они давали на публичном процессе? Даже еще важнее: почему они и все остальные подсудимые, признания которых мы сейчас имеем, признались так, как они признавались до многочисленных процессов Декабрьского 1934 г. (процесс по убийству Кирова), Январского 1935 г. (процесс зиновьевско-каменевского «Московского центра») и Московского процесса в августе 1936 г.? Люшкову не нужно было объяснять эти признания — они были неизвестны публике.

На сегодняшний день у нас есть веские доказательства того, что Люшков здесь лгал. Арч Гетти был, по-видимому, первым ученым, увидевшим недавно раскрытые материалы по Ежову. Касательно досудебного поведения Зиновьева и Каменева он пишет следующее:

К 23 июля (1936 г.) Каменев признавал членство в контрреволюционном центре, который планировал террор, но он отрицал, что был одним из организаторов; он назвал Зиновьева, как человека более близкого к этому делу. Три дня спустя Зиновьев был на очной ставке с одним из его последователей, Каревым, который прямо обвинил его. Зиновьев попросил, чтобы допрос прекратили, потому что он хотел сделать заявление, которое в конечном счете обратилось в полное признание в организации убийства и террора. Вскоре после этого он представил своим следователям 540-страничную рукопись, которую он написал в тюрьме. В «Заслуженном приговоре» он писал: