Абдурахман Авторханов - Технология власти

Если в программе бухаринцы пользовались преимуществом правильно понятого духа нэповской России, то в тактике, если ее понимать не только как искусство пассивного маневрирования, но и как оружие внезапных диверсий и решительных действий на повороте истории, бухаринцы уступали троцкистам. Троцкий и троцкисты были решительные, жертвенные и мужественные люди, не боявшиеся апеллировать и к улице (демонстрации 7 ноября 1927 г.) но их "апелляция" не была "созвучна эпохе", и поэтому они проиграли. Бухаринцы находились в "контакте с эпохой", но они не меньше, чем Сталин, боялись того же народа, к которому надо было "апеллировать". Сталин был прав, когда окрестил их новым прозвищем — "оппортунисты". Но, увы, это был "оппортунизм" на пользу самому Сталину.

После вывода Бухарина из Политбюро и предупреждения остальных вопрос о дальнейшей тактике по отношению к сталинцам вновь заострился.

Либо полная капитуляция, либо переход к активным действиям, — другой альтернативы сталинцы не допускали. На созыв съезда партии Сталин соглашался также только при полной капитуляции правых. Сталин пошел еще дальше в своих требованиях. Если раньше можно было излагать — письменно или устно — на заседаниях ЦК взгляды, расходившиеся со взглядами сталинцев на текущую политику, то теперь и такое действие считалось противоречащим требованиям партии. Больше того: любой член партии — от члена ЦК и до рядового коммуниста, который публично не клеймил "правых оппортунистов" — бухаринцев, автоматически зачислялся в новую категорию "врагов партии" — в "примиренцев". Сталин — Молотов — Каганович лишали членов партии даже того преимущества, которым пользовались лидеры правых — права "молчания". Полутора-миллионная масса членов партии должна была во всеуслышание осуждать "платформу" правых, которой они никогда не видели, совершенно так же, как это делали, по свидетельству Силоне, члены Президиума Исполкома Коминтерна по отношению к Троцкому.

Этого мало. Надо было везде и всюду "выявлять и разоблачать" "оппортунистов на практике", как гласила партийная директива со страниц "Правды" и "Известий" накануне XVI съезда.

И этого еще мало. Закрытые и открытые партийные директивы требовали "беспощадно выявлять и разоблачать "скрытых оппортунистов", которые на словах согласны с партией, формально даже проводят установки ее, но в душе остаются "оппортунистами" и держат "камень за пазухой". Такова была общая атмосфера в партии к концу 1929 года.

Выбрать в такой атмосфере тактику, гарантирующую успех, особенно тактику активного действия, было нелегким делом, тем более, что сталинцы искусственным маневрированием, с одной стороны, и морально-политическими репрессиями, с другой, добились первого открытого раскола и в руководстве правых. Члены ЦК Михайлов, Котов, Угланов и Куликов на том же пленуме подали заявление "о разрыве с правыми". Политический "капиталист" Сталин весьма умело воспользовался этим "капиталом":

18 ноября 1929 года в "Правде" (№ 268) появились заявления этих четырех виднейших членов ЦК об их полной капитуляции перед Сталиным и решительном осуждении своей, ранее совместной с Бухариным, программы. Рыков, Томский и Угаров заявили пленуму, что они, оставаясь при своих взглядах, подчиняются решению большинства. Лишь один Бухарин бросил Сталину вызов — он заявил, что не признает решения пленума ЦК и не успокоится, пока не доведет своих взглядов до сведения всей партии. Но такой образ действия Бухарина осуждал вместе со Сталиным и Рыков. Рыков и отчасти Томский считали, что надо продолжать и впредь тактику "выжидательного бездействия". Я убежден, что не Сталин, а Рыков и Томский убедили Бухарина в необходимости подать заявление в Политбюро от 25 ноября 1929 года о подчинении решению сталинского большинства ЦК. Но Бухарин писал, что он целиком остается при своих старых взглядах. В отличие от заявлений Котова, Угланова и других, Сталин, конечно, его не опубликовал (подобный "капитал" приносил лишь отрицательные проценты), но этого было вполне достаточно, чтобы заявить в печати о победе сталинцев.

Это разложение в верхах оппозиции сказалось сейчас же и среди оппозиционных кадров правых.

Такие люди, как Резников, "Нарком", перестали встречаться с друзьями. Зинаида Николаевна явно ушла в "примиренцы". Она никого не приглашала к себе и, если кто приходил к ней, то уходил с настроением человека, который только что, похоронив любимого друга, покинул кладбище — жаль покойника, да и жизнь не сладка.

Как бы в довершение ко всему этому, сталинцы в конце 1929 года приступили к массовому изданию антибухаринской литературы, к которому они тайно готовились еще с середины 1928 года. Рукописи таких книг давно уже лежали в готовом виде в портфеле "Кабинета Сталина", но задерживались до организационного разгрома Бухарина. Теперь Бухарин был политически "разоблачен", организационно разбит, но не был еще теоретически дисквалифицирован в глазах партии. Новые "труды красных профессоров", впрочем, бывших учеников самого Бухарина, должны были завершить дело уничтожения всякой славы "теоретика и любимца партии". Таковыми были: сборник статей "Против правой опасности и примиренчества" (Москва Ленинград, 1929); В. Сорин. "О разногласиях Бухарина с Лениным. Краткий очерк для молодых членов партии" (Москва- Ленинград, 1930); "Фальсифицированный Ленин" ("Заметки к книге "Экономика переходного периода") ("Ленинский сборник", т. XI, 1929) и т. д. Правда, изданием фальсифицированного Ленина сталинцы ничего не достигли. Как раз из этих "заметок" Ленина на книгу Бухарина, написанную в 1920 году, то есть за год до нэпа, партия узнала, как высоко Ленин ценил Бухарина как теоретика. Среди многочисленных ленинских "правильно", "хорошо", "отлично", на полях книги Бухарина значилось и несколько критических замечаний Ленина. Так, там, где Бухарин писал: "Финансовый капитал уничтожил анархию производства внутри крупно-капиталистических стран", Ленин, подчеркнув слово "уничтожил", пишет сбоку "не уничтожил". Этот взгляд на организованность современного "финансового капитализма" у Бухарина установился еще до революции, его Бухарин защищал против Ленина на VIII съезде партии (1919 г.) в самом докладе о программе партии, от него он не отказывался и при Сталине. Но теперь Сталин теоретические воззрения возводил в степень криминальных преступлений и поэтому мертвого Ленина заставлял бороться против живого Бухарина. Но здесь Ленин оказывал Сталину медвежью услугу. Странным казалось только то, что выпуская Ленина на сцену, Сталин не выключил, при всей прочей фальсификации, общего заключения Ленина о книге: Ленин поздравлял Комакадемию с "блестящим трудом одного из ее членов" (см. названный "Ленинский сборник", т. XI). Сказывалась, видно, старая "проклятая болезнь беспечность и гнилой объективизм" (Сталин), от которой сам Сталин вылечился окончательно только после ежовщины, когда он приступил к подготовке фальсифицированных изданий не только ленинских, но даже и своих собственных старых сочинений (таково четвертое издание сочинений Ленина и первое издание сочинений Сталина, не говоря уже о скандальном "Кратком курсе истории ВКП(б)".