Сергей Таранов - Творцы прошлого (Книга 1)

- Да. Ничего русского не осталось.

- Почему же ничего? А имена? А фамилии? В вашем девятьсот четвертом кто домом владел?

- Мадам Уншлихт.

- Вот. А на работе у вас как начальника звали?

- А откуда ты знаешь, что у меня по службе начальник был немцем?

- А тут и знать-то ничего не надо. Как Петр I этих немцев завез, так до самой революции они все должности и занимали. Даже династия и та немецкая была.

- Но народ-то был русский. Писал по-русски. Мерил все русскими мерами и жил по русскому времени. А теперь все как в Царстве Польском.

- Царства Польского теперь тоже нет, а есть независимая Польская Народная Республика. И Великое Княжество Финляндское - тоже Ленин финнам отдал.

- Ну и черт с ними, с этими финнами да поляками. Сколько волка ни корми... А в сорок пятом-то году что случилось, что часть Германии нам досталась?

- Как что? Победили мы с вами Германию. Четыре года воевали-с.

- Кто это мы? Вы что, тоже, хотите сказать, воевали всею своею нечистою ратью?

- А как же-с? Мы своему народу завсегда помогаем, хотя народ наш нас и не любит.

- Это что? Черти-патриоты?

- Как вам сказать? Следим мы за тем, чтобы никакой народ не зарывался. А немцы - те зарвались. Посчитали себя не только выше вас, но и выше нас. Вот мы совместно с вами их и наказали-с. А откуда это вы, кстати, про сорок пятый год знаете, ежели лишь с утра, как из девятьсот четвертого?

- Да тот извозчик мне вчера говорил, который меня сюда и отправил.

- А-а! Вот кто вам ключ-то всучил. Рыжий, да?

- Рыжий и бородатый.

- Знавал я его до революции. Его за эту бороду так и зовут Агенобарб - Огнебород по-нашему.

- Что за имя такое ветхоримское?

- Да он и есть древний римлянин. Во втором веке до вашей эры родился, если не врет, конечно.

- А сам-то ты кто будешь? Асмодей что ли, или еще какой черт?

- Куда уж мне до Асмодея? Я - кот-баюн. Не слышали про такого?

- Что-то не припоминаю.

- Ну, как же-с? "У лукоморья дуб зеленый"...

- Я, признаться, думал, что Пушкин все это выдумал.

- Пушкин и вдруг выдумал? Аллегория, конечно, но в основе лежит реальный факт. Думаете, кто ему "Руслана и Людмилу" надиктовал?

- Может, ты еще и "Войну и мир" сочинил?

- Нет, это ныне покойный граф Лев Николаевич сам состряпал. А графиня Софья Андреевна переводила его с французского.

- Не знаю. Я в семье графов Толстых не гостил. Да что мне Толстой? Мне-то самому как теперь быть? Тот человек, которому я должен телефонировать, еще находится в двухлетнем возрасте.

- А куда спешить-то? До 2004 года всего 18 лет.

- Долго-то как.

- А вам сейчас сколько годов?

- Тридцать два. Или, черт его знает, можно сказать и сто четырнадцать.

- Молодой вы еще. Вот поживете с мое - время будет быстрее идти.

- Как же я с твое поживу? Я ж живой человек православного вероисповедания, а ты - нечисть окаянная.

- А зачем вам вероисповедание? Что, в рай попасть надеетесь? Черта лысого вы туда попадете. Как сказано в Четырнадцатой Главе Откровения Иоанна Богослова, после проведения суда над человечеством в живых останутся лишь 144 тысячи праведников. Это из 96 миллиардов людей, живших во все времена на Земле, включая живущих ныне, вероятность попасть в число спасенных составляет пятнадцать десятимиллионных. Иными словами, из десятимиллионной Москвы спасутся лишь 15 человек. Это и понятно - размеры ада больше размеров Эдема в 5184 раза. Сам же рай занимает лишь одну семьдесят вторую часть местности Эдем. Если вы надеетесь попасть в число этих 144 тысяч, то должен вас огорчить: для этого нужно хотя бы для начала стать девственником. Не получится? А жаль, ибо сказано в Откровении: "Это те, которые не осквернили себя с женами".

- Вот придет Христос - видно будет.

- Скажу я вам сейчас, что будут видно, - проговорил Граммофон и начал даже не говорить, а декламировать нечто странное:

Как говорили когда-то пророки,

Сделай прямыми Господни дороги.

Слово Исайи сбывается ныне.

Глас вопиющего снова в пустыне.

Глас из-под толщи болотного ила.

Глас из заросшей травою могилы.

Глас из потухшего жерла вулкана.

Глас из руин позабытого храма.

Что вам несет долгожданный спаситель

Всем вам обещанный царь и учитель,

Тот, для кого вы мостили дорогу

Долгой молитвой библейскому Богу?

Богу, который когда-то в начале

Вверг человека в нужду и печали.

Бог, что от Африки и до Европы

Смыть вас пытался в пучине потопа.

Богу, который капризу в угоду

Перемешал языки и народы.

Право, какого же вы херувима

В храмах его повторяете имя?

- То, что бывают говорящие коты, я еще могу поверить. Вон, Митька Братцев, как напьется, так то с лошадью, то с собакой разговаривает. Утверждает даже, что это пес евойный ему все похабные анекдоты про поручика Кувшинникова и рассказывает, а уж он их потом где надо и где не надо пересказывает. Но чтобы коты стихи сочиняли?

- Это не я сочинил. Это один знакомый кот рассказывал. У того кота, правда, руки человеческого фасона и лапы потолще будут, словно надутые. Так вот, кот этот, приятель мой, в Москве с поэтом одним был знаком в тридцатые годы. Иван Бездомный, может, слышали?

- Где бы я слышал?

- Ах, да! Вы ж это время, к счастью, пропустили. А, кстати, человек вы православного вероисповедания, а имя у вас не больно-то православное, сделал неожиданное замечание Граммофон.

- Крестили, конечно, Владимиром. Вольдемаром меня маменька в детстве называла на иностранный манер. У тебя имя не лучше.

- Граммофоном это меня Пахомыч обозвал, царство ему небесное. Внук-то его профессор теперь.

- Так это он в докторской квартире обитает?

- Он, собственной персоной. Там ему целых две комнаты выделили.

- А что стало с Феофилактом Тихоновичем?

- Да то же, что и с остальными. После революции за ним поначалу всю квартиру оставили. Еще бы. Жены всех работников Смольного у него лечились. Но в тридцать шестом, когда аборты постановлением от 27 июля запретили, стал он, говорят, их подпольно производить. Вот за это его и замели. Не посмотрели, что ему уже под восемьдесят было. А квартиру уплотнили. Там, где смотровая была и кабинет, там теперь профессор Сивочалов обитает. У него даже туалет есть отдельный, ну, в смысле, уборная.

- А что значит уплотнили?

- А это значит, что в каждую комнату по семье вселили, исходя из нормы 20 квадратных аршин на человека. Питерцам еще повезло. В Москве норма 16 аршин была. А если комната большая, то ее надвое стенкой кирпичной перегораживали, или фанерной, иногда. Конечно, начальству всякому больше площади давали. Да, вон, и внуку Пахомыча целых две комнаты оставили, так как профессор.

- Профессор он там или кто, мне-то какая разница? В 2004 мне пятьдесят будет. Вернусь в прошлое, кому я тогда нужен-то буду? Все сослуживцы к пятидесяти годам надворными да коллежскими советниками станут, а я в пятьдесят все еще титулярным буду. Да и на службу могут не принять обратно скажут, в субботу Пчелкин со службы молодой уезжал, а в понедельник старым пришел. Подумают, недуг неизлечимый какой-нибудь.