Евгений Примаков - Очерки истории российской внешней разведки. Том 1

В 1673 году Матвеев внимательно следил за отголосками разинского восстания в Запорожье, где действовал некий самозванец, выдававший себя за царевича Симеона, сына Алексея Михайловича. Матвееву удалось подкупить казацкую верхушку и заполучить самозванца. Матвеев принимает личное участие в его допросах и все полученные материалы направляет царю. 17 сентября 1675 г. Матвеев объявляет царский приговор самозванцу: «казнь вершить на Красной площади, четвертовать и по кольям растыкать…»

Мог ли всемогущий вельможа тогда предчувствовать, что в скором времени его ждет почти та же участь?

После смерти Алексея Михайловича в 1676 году Артамон Матвеев оказался в опале, в ссылке, а затем был лишен боярского чина, поместий и всего имущества. Только в мае 1682 года после смерти Федора и назначения новым царем 10-летнего Петра его мать Наталья Кирилловна Нарышкина, воспитанница Матвеева, принимает срочные меры для его приезда в Москву. Чины, власть и богатство снова возвращаются к нему. Но всего на несколько дней…

Сторонники Милославских — родственников первой жены Алексея Михайловича — поднимают в Москве стрелецкий мятеж. 15 мая стрельцы с пушками двинулись в Кремль, требуя престолонаследия для царевича Ивана и назначения царевны Софьи правительницей до его совершеннолетия. Среди стрельцов распространили слух, что царевич Иван якобы убит. Тогда они потребовали немедленной казни всех Нарышкиных. Вышедшему к толпе Матвееву в какой-то мере удалось утихомирить страсти. Но сторонники Софьи вновь стали провоцировать стрельцов, пугая их расправами в том случае, если они поддадутся уговорам. Отряд стрельцов ворвался во дворец. Артамон Матвеев был схвачен разъяренной толпой, выведен на Красное крыльцо и сброшен на пики.

Так была поставлена последняя точка на периоде правления Алексея Михайловича Тишайшего с его заботами об укреплении авторитета и могущества государства Российского, с его делами, явными и тайными, без которых едва ли стали бы возможны великие преобразования его сына Петра.

Реформы, начатые предшественниками Петра, приобрели при нем характер крупномасштабных преобразований. Как отмечал В.О.Ключевский, еще с XVII века русское общество начало испытывать воздействие иноземной культуры, богатой опытом и знаниями. Это влияние встретилось с доморощенными порядками и вступило с ними в борьбу, волнуя русских людей, путая их понятия и привычки, осложняя их жизнь, сообщая ей усиленное и неровное движение.

С приходом Петра картина радикально меняется. Бросив споры и сомнения насчет того, опасно или нет сближаться с Западной Европой, Петр, пишет Ключевский, «вместо робких заимствований предшественников начал широкою рукою забирать практические плоды европейской культуры» [15] Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. — М.: «Наука», 1983. — C.15. .

Впервые в политический обиход входит ставшее впоследствии крылатым словцо «догоним». В 1713 году на борту корабля, только что спущенного на воду в Петербурге, Петр, обращаясь к боярам, сказал: «Снилось ли вам, братцы, все это 30 лет назад? Историки говорят, что науки, родившиеся в Греции, распространились в Италии, Франции, Германии, которые были погружены в такое же невежество, в каком остаемся и мы. Теперь очередь за нами: если вы меня поддержите, быть может, мы еще доживем до того времени, когда догоним образованные страны».

Старое родовитое боярство не поддержало Петра, усмотрев в его деяниях «козни немецких рук» или, того хуже, действие нечистой силы — антихриста. Можно на пальцах пересчитать тех, кто из старой московской знати остался при Петре в правительственном кругу: князья Голицыны и Долгорукие, князь Репнин, Шереметев, Бутурлин — вот, пожалуй, и все. Петр чувствовал зыбкость социальной опоры власти и вслед за своим отцом Алексеем Михайловичем начал выдвигать в правящую верхушку людей «худородных», из числа среднего и низшего дворянства, а то и более скромного происхождения (Апраксин, Бестужев, Волынский, Головкин, Толстой, да и сам светлейший — Меншиков). Петр назначал на высшие государственные должности не по роду и титулу, а по способностям и конкретным заслугам. Таковы были первый генерал-прокурор Сената граф Ягужинский, сын выехавшего из Литвы органиста лютеранской церкви, который в детстве, как рассказывали, пас свиней; вице-канцлер барон Шафиров, крещеный еврей, бывший приказчиком в мелочной лавке и даже будто бы дворовым у кого-то в Москве; генерал-полицмейстер новой столицы граф Девьер, приехавший в Россию юнгой на португальском корабле; барон Остерман, сын вестфальского пастора, и многие другие.

В 1705 году в Москве была открыта школа пастора Глюка, взятого в плен русскими войсками при занятии ливонского города Мариенбурга (там у него жила в услужении девица по имени Марта, дочь литовского крестьянина Самуила Скавронского — будущая императрица Екатерина I). Как считают, Глюк был весьма заурядной личностью — обыкновенный лютеранский приходской священник. Но у Петра он пользовался большим авторитетом как выдающийся педагог. При содействии царя он открыл учебное заведение для юношей, преимущественно из дворян. В программу входило обучение иностранным языкам, закону божьему — по лютеранскому катехизису, философии, географии, риторике и, что самое примечательное, политике. Впервые в России политика становится предметом преподавания в учебном заведении.

Наряду с этим молодежь у Глюка обучали искусству, рыцарской конной езде и «поступи французских и немецких учтивств». Петр стремился сделать молодое дворянство проводником западных светских обычаев и приличий в русском обществе. Представители новой властной прослойки толпами направлялись в Лондон, Париж, Амстердам, Венецию учиться мореходству, философии, математике, «дохтурскому искусству». Среди них — и немолодые люди, которым было за пятьдесят, как, например, Петр Андреевич Толстой.

Политика широких международных связей Петра, его войны и завоевания, по меткому выражению В.О.Ключевского, «поставили Россию в новые внешние отношения, втянули ее в международную сутолоку Западной Европы, наделали ей новых друзей и врагов. Россия сделалась органическим членом европейской народной семьи и из равнодушной наблюдательницы западноевропейских движений превратилась в их деятельную, хотя иногда невольную и нежелательную участницу».

Требовалась разработка новой, многоцелевой и очень гибкой внешней политики, новой дипломатической стратегии. А это, в свою очередь, вызывало большую постоянную потребность в добротной своевременной информации, в том числе и секретной.