Андрей Марчуков - Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы

«Кулацкий» характер, который со временем все больше приобретал бандитизм, объясняется не только защитой имущими своей собственности и положения, но и социальными особенностями села. Кто мог сколотить отряд, который бы признали односельчане? Только тот, у кого было влияние, за кем была сила. Иными словами, либо авторитетный представитель интеллигенции, либо зажиточный человек, но никак не бедняк. Кто мог составить костяк отряда, кто мог показать окружающим свою силу? Только большая, крепкая семья, где есть несколько взрослых сыновей и их родня. А такая семья, в которой есть несколько пар рабочих рук, в социальном плане опять-таки относилась либо к крепким середнякам, либо к зажиточным. Да и дореволюционная сельская интеллигенция в своей массе вышла из этих же слоев, ведь семье приходилось не только оплачивать образование сына, но и терять столь нужного в хозяйстве работника. Конечно, в жизни бывало по-всякому и абсолютного шаблона на все случаи не существовало. Но исключения лишь подтверждали правило. Самой логикой социальной действительности у истоков крестьянских отрядов и бандитизма чаще всего стояли зажиточные группы села.

Превращение политического бандитизма в чисто кулацкий зависело еще и от расстановки сил на селе, от позиции основной массы середняков и даже бедняков, участие которых в бандах (особенно на начальных этапах) тоже было заметным. Например, во время наибольшего подъема повстанческих настроений до 25 % участников бандформирований в Черниговской губернии составляли незаможники и середняки [271].

Сказывалось и влияние украинского подполья. Поначалу успех в агитации крестьянства принадлежал националистам. Сеть подпольных повстанкомов держала в руках местные банды и возбуждала крестьян против власти. В своем информационном отчете за октябрь 1921 г. председатель ГПУ УССР В. А. Балицкий указывал, что «петлюровцы ведут усиленную агитацию о несдаче продналога, разбрасывают прокламации о самостийности Украины, призывают поджигать ссыпные пункты, говорят о скором прибытии на Украину Петлюры». При этом «крестьяне сильно поддаются влиянию этой агитации», а ряд сел вообще «отказался сдавать прод налог» [272].

Для того чтобы наладить мирную жизнь и взять село под контроль, требовалось покончить с националистическим подпольем и связанными с ним бандами. 1921–1923 гг. стали периодом активной борьбы с ними.

Начало 1921 г. стало для большевиков критическим. Кронштадтский мятеж и непрекращающиеся восстания по всей территории Советской России поставили под вопрос прочность их положения. Это дало повод политическим противникам большевиков надеяться на новый раунд борьбы. Весной 1921 г. наметился рост бандитизма, особенно его петлюровской разновидности, и на Украине. Сильнее всего им были поражены районы Правобережья. В то время оживились притихшие было банды, повстанкомы и руководящая ими эмиграция, у которой вновь забрезжила надежда на возможность силового варианта прихода к власти. Подъем был обусловлен недовольством крестьян экономической разрухой и продовольственной политикой большевиков. Неоднократно отмечалось, что банды пользовались у крестьян поддержкой и получали от них всестороннюю помощь [273].

Своей главной целью националисты видели свержение советской власти на Украине путем организации вооруженного восстания во всеукраинском масштабе. Подготовка к восстанию велась путем организации подпольного аппарата военной и административной власти в лице Холодноярского центрального украинского повстанческого комитета. Этот комитет осуществлял руководство повстанческим движением и организовывал аналогичные повстанкомы в губерниях, уездах, волостях и селах, налаживал связь с действующими отрядами и создавал новые. Вся территория УССР была поделена на 22 агитационно-организационных района. Каждой группой районов командовал определенный человек, через него же отряды связывались с действующими в данной местности повстанцами. Кроме этого последние занимались организацией ячеек в частях РККА и советских органах власти, а также ведением широчайшей агитации с целью популяризации идей петлюровщины [274].

Проникновению в советские органы, особенно низовые, способствовало то, что среди служащих встречалось немало представителей украинской интеллигенции, сочувствовавшей националистам или не принимавшей Совдепию. В равной степени помогал этому и непостоянный состав петлюровских отрядов, позволявший их участникам, «временно перейдя на мирное положение, в связи с холодами или разгромом», вести работу в «комнезаможах и сельских комитетах» [275]. Петлюровские отряды не совершали рейдов, а действовали в определенных районах, лишь изредка, и то чаще не по своей воле, их покидая. В каждом отряде имелся костяк – атаман и его ближнее окружение и сменный состав, набиравшийся из местных жителей лишь на время операций. В связи с этим установление точной численности банд, равно как и борьба с ними, были делом нелегким.

Начало восстания было намечено на май 1921 г. Подполье удачно воспользовалось вновь охватившими селян антибольшевистскими настроениями. В январе 1921 г. на Украине действовало 39 крупных банд (в несколько десятков штыков и сабель), в феврале – уже 43 (в них состояло приблизительно 5 тысяч человек), а к апрелю их было уже 102. Учитывались только те из них, которые насчитывали от 20–30 до 450–500 штыков и сабель, самые же крупные доходили до 800 человек. Всего, по данным военной разведки и ЧК, в 1921 г. на Украине действовало 464 бандформирования (вместе с махновскими) [276]. Как правило, отряды имели более «солидные» названия, призванные подчеркнуть их политический характер. Так, банда атамана Хмары в штабе повстанцев была известна как 144-я Надбужанская дивизия, отряд Струка именовался 1-м повстанческим ударным полком, под командой атамана Богатыренко находился 2-й Гайдамацкий запорожский курень смерти, батько Подкова был командиром 145-го Гайсинского пехотного полка, Орлик – 8-го куреня имени Петлюры [277].

В задачу подразделений входило совершение террористических актов против советских партийных и административных работников, организация диверсий на железных дорогах, водном транспорте. Особое значение придавалось срыву продовольственной кампании путем противодействия хлебозаготовкам, агитации против сдачи хлеба государству, диверсий против хозяйственных объектов – ссыпных пунктов, кооперативов, складов, порчи имущества, железнодорожных путей, телеграфа и т. п. Нередко в ход шли провокации, направленные на дискредитацию советской власти. Например, действовавшие на Харьковщине банды атаманов Хавро и Цимбаленко под видом красных являлись в села и от имени советской власти реквизировали скот и продовольствие, то есть просто грабили крестьян. Нагнетанию антисоветских настроений и созданию благоприятной атмосферы для деятельности банд способствовали и всевозможные слухи, в том числе распускаемые сознательно. Скажем, крестьяне одного из сел Николаевской губернии, услышав, что красноармейцы якобы забирают в поле скот, вооружились топорами, пилами и кольями и двинулись в поле. Обман раскрылся, и 2 тысячи (!) крестьян разошлось по домам [278]. В задачу банд также входило маневрирование с таким расчетом, чтобы растянуть противодействующие им крупные подразделения Красной армии и частей ВОХР, распылить их силы и тем самым облегчить действия армии УНР в случае вероятного всеукраинского восстания [279].