Гарун Тазиев - На вулканах

Многих в том числе и меня, интересовал вопрос: сохранится ли заряд взрывчатки в течение многих часов в дальнем конце шпура при температуре в 800oС, не начнется ли его разложение? Но Джанни Рипамонти рассеял все опасения: благодаря особой системе охлаждения, основанной на циркуляции воды, температура в шпуре, даже в нескольких сантиметрах от жидкой лавы держалась на уровне, не превышавшем 30oС. К тому же вода циркулировала в замкнутом контуре, благодаря чему расход ее был ничтожен, а это имело немаловажное значение на вулкане высотой 2000 м, где до ближайших источников по прямой около 20 км. В каждый шпур была вставлена металлическая трубка с двойными стенками между которыми подавалась охлаждающая вода, одновременно трубка обеспечивала теплоизоляцию шпура. Вода шла по пластиковым шлангам из пластикового же резервуара, который подрывники установили в 15м выше по склону, чтобы обеспечить напор. Туда ее доставили пожарные из Николози и Бельпассо.

- Тут есть еще одна хитрость, - объяснил мне Рипамонти. Пятнадцатисантиметровые шпуры пока стоят пустые. Заряды мы заложим в них в последний момент и протолкнем их внутрь сжатым воздухом вот из этого большого баллона.

Глава двадцать первая,

в которой еще раз подчеркивается, как важно учитывать возможные капризы природы в тех случаях, когда природные факторы играют немалую роль в намеченной программе; где показано, что когда речь идет об извержении вулкана, нельзя терять ни минуты.

Чем большую роль в намеченных мероприятиях играют природные факторы, тем труднее бывает их предусмотреть и предсказать ход развития событий. Ибо природа столь сложная система, что при составлении графика работ человек порой не в силах предугадать грядущие события. Как правило, вмешательство природы приводит не к опережению графика, а к отставанию. Достаточно вспомнить, как при бурении наклонных шпуров нижнего ряда рабочие наткнулись на толстый слой песка, в то время как бурильные машины были оборудованы инструментом для прохождения через скалу. Или о том, как внезапно поднимался уровень лавы в потоке.

Предусматривалось все подготовительные работы закончить 10 мая и на следующий день взрывать перемычку. Для меня это было подарком ко дню рождения. Увидеть такой "салют" в такой обстановке да еще в момент завершения столь грандиозного мероприятия - тут и более избалованный человек почувствовал бы себя на седьмом небе!

Что ж, 11 мая меня действительно поздравили, но все прошло вполне традиционно: мы с друзьями подняли бокалы и чокнулись, стоя наверху, среди строительных машин. Я был вполне счастлив, ибо слушать приятные слова от тех, кого ты уважаешь, одно из самых больших удовольствий на свете. Каждый человек нуждается в поддержке и ободрении, ибо каждый подсознательно ощущает свое несовершенство и, дабы обрести уверенность в себе, должен видеть знаки одобрения со стороны окружающих. Но салюта мне не досталось: в графике произошел сбой, и взрыв пришлось перенести на 12 мая.

В этот самый день кампания противников проекта забушевала внизу, на уровне моря, с удвоенной силой. Газеты Палермо и Катании запестрели броскими заголовками "Динамитом хотят положить конец спорам", "Лава теперь не так страшна", "Продолжается полемика вокруг проекта отведения лавы", "В Рагальне боятся взрыва", "Ширится фронт противников проекта". Несколько профессоров Катанийского университета, членов "Италиа ностра", заявили, что отклонение потока лавы грозит нанести непоправимый вред окружающей среде. Повторяемые изо дня в день, такие заявления в конце концов внесли смятение в умы обитателей селений. Газеты сообщили, что жители Рагальны обратились с просьбой повременить со взрывом: лучше дождаться, пока угроза станет очевидной, поскольку в настоящий момент непосредственной опасности нет, во избежание таинственных катаклизмов, маячивших, если верить членам "Италиа ностра" и Лиги в защиту окружающей среды, на горизонте, надо выяснить, грозит ли поток селению, тем более что лава идет со скоростью, не превышающей 20 м/ч, и все еще находится в нескольких километрах от Рагальны.

Я не мог понять, почему проект вызывал такое бешенство. Глядя, как противники с пеной у рта защищают доводы, не выдерживающие, в сущности, никакой критики, я чувствовал, что мы имеем дело с чем-то похожим на религиозную или политическую ненависть. Вспоминал я по этому поводу и о том, как несколько лет назад в Италии бушевали страсти в стане противников закона, разрешающего разводы, а во Франции закона об искусственном прерывании беременности. Ненависть к инакомыслящему самая стойкая. И чем менее она обоснованна, тем труднее ее искоренить.

Вполне понятно, что у любого законопроекта, любой политической программы, любой религиозной догмы или даже такого проекта, как наш, всегда найдутся противники: люди неодинаково воспитаны, получили неодинаковое образование, к ним доходит разная информация, они живут в различном окружении, наконец, их способности мышления тоже различаются; неудивительно, что в итоге у человека вырабатывается позиция, не совпадающая, скажем, с позицией соседа. Однако противники данного проекта встретили саму идею отведения лавы с такой ненавистью, что их нынешняя позиция была не то что необоснованна, а просто выходила за пределы понимания. В ней невозможно было различить хоть какие-нибудь резоны - личные, политические или любые другие, менее явные.

Утром 11 мая стало ясно, что с бурением шпуров мы не укладываемся в срок и что взрывать можно будет в лучшем случае не раньше завтрашнего дня. Мы были расстроены, но еще больше, казалось, были разочарованы бесчисленные корреспонденты, получившие разрешение посещать площадку в определенные часы. Они уже две недели, а многие и дольше в нетерпении переминались с ноги на ногу не будучи в состоянии предложить своим читателям что-либо поинтереснее бесконечных перипетий и подробностей полемики, без всяких разумных оснований разжигаемой нашими противниками. Я пытался разъяснить журналистам, приехавшим порой издалека, из Лос-Анджелеса или даже из Токио, причины новых задержек. Одна из них, кстати остается неясной мне самому и сегодня: почему работы велись только днем? Было очевидно, что при трехсменной круглосуточной работе все можно было бы закончить уже неделю назад, тем более что люди, вынужденные работать по двенадцать и более часов подряд, валились с ног от усталости.

Мы, вулканологи хорошо знакомые с непредсказуемыми переменами в настроении вулкана, знали что все намеченное надо делать как можно быстрее, не откладывая, идет ли речь о кратковременном визите или о длительном исследовании, так как в любую минуту обстановка может радикально перемениться, причем в любую сторону: извержение может забушевать так, что придется убираться подобру-поздорову, но может и утихнуть в один миг. С самого приезда мне не давала покоя мысль, что надо бы организовать работы круглосуточно. Мне еще тогда сказали, что со следующего дня все будет именно так. Но ни на следующий день, ни через день сменная работа так и не началась. Мои коллеги также сожалели об этом, но не сумели привлечь на свою сторону профессора Катанийского университета - специалиста по инженерным сооружениям, отряженного администрацией для руководства работами. Я не могу точно сказать, до какой степени там, наверху, не сознавали неотложности ситуации, а в какой мере пошли на поводу у явных и скрытых противников проекта (а я почти уверен, что подобное давление оказывалось). Как бы то ни было, все мы и Барбери, и Виллари, и Легерн, и Аберстен, и Рипамонти, и я сам были убеждены, что каждый потерянный день уменьшает шансы на успех предприятия.