Жоффруа Виллардуэн - Завоевание Константинополя

У тех, кто хотел расколоть войско, не было иных помыслов, лучших или худших, лишь бы войско распалось. А те, кто хотел сохранить войско в целости, потрудились так, что с помощью Бога дело решилось в конце концов вот каким образом: венецианцы снова поклялись оставить на год свой флот начиная с праздника св. Михаила. И император Алексей дал им, сколько требовалось. Пилигримы же со своей стороны поклялись венецианцам продолжить на этот самый срок союз с ними, так как это они уже однажды сделали. И таким-то манером в войске были восстановлены мир и согласие.

Приключилась тогда у них в войске великая беда, ибо умер Матье де Монморанси, который был одним из лучших рыцарей королевства Франции, одним из самых почитаемых и любимых; и были великий траур и великая скорбь, одна из самых глубоких, причиненных войску кончиной одного лишь человека {388} . И он был похоронен в церкви иерусалимского госпиталя св. Иоанна {389} .

Затем по общему согласию греков и французов император Алексей отправился из Константинополя с большим войском, чтобы приобрести себе империю и подчинить ее своей власти. С ним отправилась большая часть баронов, а другая осталась, чтобы охранять лагерь. Отправились с ним маркиз Бонифаций Монферратский и граф Гюг де Сен-Поль, и Анри, брат графа Бодуэна Фландрии и Эно {390} , и Жак д’Авень, Гийом де Шанлитт, Гюг де Колиньи и много других людей, о которых книга здесь умалчивает. В лагере же остались Бодуэн, граф Фландрии и Эно, и граф Луи Блуаский и Шартрский, и большая часть пилигримов {391} .

И знайте, что во время этого похода, в который отправился император, все греки, по сю и по другую сторону Рукава {392} , признали его и подчинились его власти, и принесли ему ленную присягу и оммаж, как своему сеньору, кроме одного только Иоанниса, который был королем Блакии и Бугрии {393} . И этот Иоаннис был влахом, который восстал против его отца и против его дяди; и он воевал против них 20 лет {394} и завоевал у них столько земель, что стал могущественным королем. И знайте, что по сю сторону рукава св. Георгия, на Западе, у него была отнята теперь едва ли не половина. Но он не сдался ни под его власть, ни на его милость {395} .

В то время, когда император Алексей был в этом походе, в Константинополе приключилась еще одна великая беда, ибо поднялась распря между греками и латинянами, которые проживали в Константинополе и которых там было довольно много {396} . И я не ведаю, какие люди по злобе учинили пожар в городе {397} , и пожар этот был столь велик и столь ужасен, что никто не мог ни потушить, ни сбить пламя. И когда бароны войска, которые располагались по другую сторону гавани, узрели это, они были весьма огорчены и охвачены великой жалостью, видя, как рушатся эти высокие церкви и эти богатые дворцы, объятые пламенем, и как горят в огне эти большие торговые улицы. И они ничего не могли поделать {398} .

Огонь дошел таким образом до гавани и перекинулся за нее, проникнув в самую густонаселенную часть города, а с другой стороны — до самого моря {399} , совсем близко к храму св. Софии; и пожар продолжался восемь дней {400} так, что никто не мог его потушить; и ширина пламени, пока оно полыхало, простиралась чуть ли не на пол-лье {401} . Никто не смог бы вам точно сказать о том, каков был ущерб, причиненный пожаром, ни о том, сколько ценностей и богатства там погибло, ни о том, какое множество мужчин, женщин и детей сгорело {402} .

Никто из латинян, которые поселились в Константинополе, из каких бы земель они ни были, не отважился более там оставаться; но все они взяли своих жен и своих детей, и то, что смогли вытащить из пожара и спасти, погрузились в лодки и на корабли, и пересекли гавань, направившись к пилигримам; и было их немало, чуть ли не 15 тыс., от мала до велика {403} ; и после того, как они перебрались, они оказались весьма полезны пилигримам {404} . Так распалось согласие французов и греков {405} , ибо они уже не общались столь тесно друг с другом, как это было раньше; и они не ведали, кого в этом винить; и это было тяжко для тех и других.

В это время случилось у них одно событие, которым бароны и остальные воины были весьма опечалены: умер аббат Лоосский, который был святым и праведным человеком и который желал блага войску; и был он монахом цистерцианского ордена.

Император же Алексей довольно долго находился в походе, куда отправился, — до праздника св. Мартина {406} ; и тогда он возвратился обратно в Константинополь. Велика была радость от его возвращения, так что греки и константинопольские дамы выехали навстречу своим друзьям пышной кавалькадой; и пилигримы тоже поехали навстречу своим, возвращению которых весьма возрадовались. Итак, император вернулся в Константинополь, во Влахернский дворец; а маркиз Монферратский и другие бароны вместе с пилигримами вернулись к себе.

Император, который весьма успешно сделал свое дело и решил, что он от них более не зависит, возгордился по отношению к баронам и ко всем тем, которые сделали ему столько добра, и даже не поехал повидаться с ними в лагерь, как имел обыкновение делать раньше {407} . И они послали к нему, и просили его уплатить им деньги, которые он обязался уплатить {408} . А он откладывал и откладывал уплату со дня на день; и время от времени он предоставлял им жалкие суммы; и наконец уплата и вовсе прекратилась {409} .

Маркиз Бонифаций Монферратский, который послужил ему больше других {410} и к которому он был благожелательнее, частенько наведывался к нему; и он упрекал его за вину перед ними, и напоминал ему о той великой службе, что они ему сослужили, столь великой, какая никогда никому не делалась. А тот водил его за нос отсрочками и не выполнял ничего из того, что обязался: и дело зашло далеко настолько, что они увидели и ясно поняли, что он ищет причинить им только зло.

И бароны войска, а также дож Венеции держали совет. И они сказали, что поняли, что император не выполнит никаких обязательств и что он никогда не говорил им правды; что надо послать к нему добрых послов, чтобы потребовать от него выполнения их соглашения и чтобы напомнить ему о той службе, которую они ему сослужили, и спросить, хочет ли он исполнить, что предлагают послы; и что ежели он не хочет исполнить, то бросить ему от их имени вызов и твердо объявить, что они обеспечат причитающееся им, как сумеют.

Для этого посольства были избраны Конон де Бетюн и Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампанский, и Милон ле Бребан из Провэна. И дож Венеции направил туда трех знатных мужей из своего совета {411} . Послы сели тогда на своих коней, опоясавшись мечами, и сообща поскакали ко Влахернскому дворцу. И знайте, что они пошли на весьма опасное дело и пустились на великое приключение — по причине вероломства греков.