Жоффруа Виллардуэн - Завоевание Константинополя

Иными словами, в противоположность Роберу де Клари, Виллардуэн, порицая отдельных предводителей, не склонен отрицать заслуг баронов в целом, считая, что было бы заблуждением приписывать только им одним адрианопольское поражение. Подтекст цитированного пассажа состоит в том, что, как Виллардуэн старается показать, «безумное преследование» куманов могло бы закончиться иначе, если бы рыцарей поддержали другие отряды, но, не обладая опытом и рыцарской доблестью, они смалодушничали и тем самым «подвели» главные силы. Обвинения, предъявляемые «людьми из толпы», таким образом, отклоняются: слушатели (читатели) обязаны думать, что во всем виноваты не бароны, а именно меньшой люд, который не выполнил своего долга. Подвиги баронов на адрианопольской равнине описываются во всех подробностях. Даже будучи «тяжело ранен в двух местах», граф Луи Блуаский, упавший с коня, отказывается покидать поле битвы. Он произносит горделивые слова: «Нашему Господу не будет угодно, чтобы меня когда-нибудь попрекнули тем, что я ушел с поля боя и бросил императора» (§ 359). Все описание адрианопольского разгрома хронист завершает перечнем баронов-героев, сложивших в битве свои головы, причем три имени, называемые тут, встречаются у Виллардуэна только в этом рассказе (братья Эсташ и Жан де Эмон, а также Бодуэн де Невиль).

Подводя итоги, можно сказать, что историк Жоффруа де Виллардуэн неотделим от маршала Романии и Шампани — политика, военачальника и дипломата Четвертого крестового похода. Это, несомненно, умный, проницательный, хорошо информированный, одаренный талантом рассказчика исторический писатель. Будучи феодалом, принадлежавшим к руководящей элите крестоносцев, он, вероятно, и в самом деле какое-то время стремится к тому, чтобы крестоносное предприятие достигло своей «официальной» цели. Вместе с тем, однако, подобно многим своим соратникам, Жоффруа де Виллардуэн был весьма неразборчив в выборе средств для ее достижения и в оценке промежуточных звеньев на пути к ней. В сущности, бароны, в их числе и Виллардуэн, проявляли цинизм в определении того и другого. Маршал Шампанский сквозь пальцы глядел на все политические интриги и комбинации, вклинившиеся в крестоносное предприятие и способные только скомпрометировать его, он словно пренебрегал ими во имя конечного торжества затеянного дела. Без возражений и без угрызений совести принял он вместе со многими сеньорами предложение купеческого политика Энрико Дандоло завоевать Задар. Озабоченный тем, чтобы войско не распалось, чтобы оно не превратилось в бессильную горстку воинов, Виллардуэн и те, с кем он был заодно, согласились и на продиктованное политическими и коммерческими амбициями предложение Бонифация Монферратского и Энрико Дандоло поддержать притязания «законных» византийских императоров (царевича Алексея и его отца), за которым маячила фигура германского короля. Виллардуэну казалось абсолютно неважным, что, меняя направление похода, Венеция добивалась лишь устранения с помощью крестоносцев ненавистного ей императора Алексея III, покровительствовавшего ее торговому конкуренту — Генуе. Безразлично было маршалу Шампанскому и то, что Бонифаций Монферратский, ратуя за поход к Константинополю, стремился занять более высокое положение в феодальном мире, может быть, даже получить корону. Определяющими для Виллардуэна служили иные соображения: в Византии крестоносцы получат реальные, как он думал, шансы обрести прочную материальную базу для своего предприятия — деньги, съестное, резервы воинской силы.

Подобно многим остальным предводителям, Жоффруа де Виллардуэну была присуща политическая беззастенчивость: он пожертвовал Задаром и Константинополем. Вместе с такими же «совестливыми» главарями крестоносных банд маршал Шампанский, изыскивая способы заполучить в руки «беспроигрышные карты», готов был на все — и грубо просчитался.

Он не подумал или не смог себе представить, какие трудности внутреннего и международного порядка неизбежно должны были возникнуть в результате утверждения латинян на византийских землях. Военный командир феодальных банд оказался близоруким политиком. Трудности, вставшие перед крестоносцами, когда они превратились в господ греческих горожан и селян и пожелали распоряжаться ими как своими сервами, в конце концов пресекли планы доведения крестового похода до цели. Крестоносцы, не переобремененные христианской совестливостью, про эту цель начисто забыли, прельстившись богатствами Византии.

Хроника Жоффруа де Виллардуэна и была задумана и составлена как оправдание этой позиции и новой, чреватой непредвиденными последствиями ситуации, в которую попали крестоносцы.

Вполне вероятно, что Виллардуэну и в самом деле чудилось, что ни сам он, ни другие «высокие бароны», державшие в руках руководство походом, не совершили никаких особенно опрометчивых акций, отклонив его от первоначальной цели: недаром, считал хронист, Бог поддерживал крестоносное воинство во все критические моменты, по крайней мере до 12 апреля 1204 г. Тем не менее крестоносцев постигла явная неудача, хотя они и выступали, с феодальной точки зрения, за «справедливое» дело: наиболее авторитетные вожди, которые должны были реализовать «великий» проект, погибли; страшные враги угрожали самому Константинополю, пришлось довольствоваться лишь крохами завоеванного и поневоле отказаться от помыслов об отвоевании Святой земли. В довершение всего против вождей крестового похода и их союзников-венецианцев стала раздаваться резкая критика в войске: критиковали, в частности, и тех, кого маршал Шампанский привлек к участию в походе, кого воодушевлял, чьи промахи пытался исправлять, пусть его влияние и оставалось скрытым от взоров рядовых «пилигримов» (Робер де Клари упоминает Жоффруа де Виллардуэна всего дважды!). При таких обстоятельствах маршал Шампанский решил «авторитетным» образом восстановить истину о ходе событий в том виде, как она ему рисовалась — в противоположность мнениям критиканствующих, а заодно и выяснить ряд конкретных проблем, касавшихся его собственной роли и роли баронов его «партии»: были ли у него, Виллардуэна, основания предлагать Бонифация Монферратского на пост главнокомандующего войском? Были ли у него причины избрать Венецию, чтобы заполучить флот, необходимый для перевозки «пилигримов» за море? Стояли ли бароны на высоте своих задач? Покинул ли их Всевышний? Сам Виллардуэн, думается, был убежден, что ответственность за случившееся, прямую или косвенную, несут все участники и что было бы несправедливым обвинять в бедах «пилигримов» одних только баронов «проконстантинопольской» ориентации или тем паче, непосредственно «маршала Романии и Шампани» как одного из них [115]. В соответствии с этим убеждением он и сочинил свой труд, искусно сочетавший внешнее правдоподобие с полуправдой и с заведомыми, осуществляемыми в разной форме (умолчания, переакцентировка и т. д.) искажениями истории.