Тимоти Снайдер - Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

Та же самая немецкая трудовая кампания, которая спровоцировала восстание в Варшавском гетто, также переориентировала польское сопротивление. Во время того своего визита в Варшаву в январе 1943 года, когда он впервые потребовал ликвидировать гетто, Гиммлер приказал проводить массивные облавы на поляков, чтобы забирать их на принудительные работы. Беспорядочная охота на работников, которая за этим последовала, была крайне разрушительна для польского общества, поскольку женщины и дети неожиданно оказались без мужей и отцов. За первые три месяца 1943 года около трех тысяч варшавских поляков были высланы в Майданек. Там к ним в мае того же года присоединились тысячи варшавских евреев, привезенных из Варшавского гетто после потерпевшего неудачу восстания. Варшавские поляки и евреи, разделенные стенами гетто в 1941-м и 1942 годах, оказались в 1943 году за одной колючей проволокой. Майданек к тому времени был трудовым лагерем с прикрепленной к нему газовой камерой, как Аушвиц, хоть и гораздо меньшего размера. Там погибли около пятидесяти тысяч польских евреев и приблизительно десять тысяч поляков-неевреев [612].

Знание о таких местах депортации, как Майданек, настраивало мужчин и женщин вступать в Армию Крайову. Поскольку их могли в любой момент схватить и отправить на работы в концлагерь, жизнь в подполье казалась безопаснее, чем открытая жизнь в Варшаве. Подполье также обеспечивало дух товарищества как антидот страху и возможность отмщения как бальзам от бессилия. Немцы пытались помешать созданию организованного сопротивления их облавам путем уничтожения польского образованного класса (десятки тысяч человек во время вторжения 1939 года), а затем тысяч человек в ходе операции «АБ» в 1940 году. Те, кто планировал эти операции, подразумевали именно эту проблему, с которой теперь столкнулись в реальности: обращение с Польшей как с безмозглым трудовым ресурсом приведет к сопротивлению, если останется в живых хоть кто-то, способный повести поляков против немцев. Однако польские просвещенные классы намного превосходили ожидания немцев, и в условиях угнетения не было недостатка в людях, желающих взять командование на себя.

Командиры Армии Крайовой предпочитали оставаться в подполье, организовывать, собирать бойцов (мужчин и женщин) и выжидать самого удобного момента для общего восстания. Такая терпеливость и расчет становились все более трудными в 1943 году. Советские радио и печатная пропаганда подстрекали поляков начать восстание как можно скорее. Поляки, зная о судьбе евреев в своей стране, боялись, что их самих могут уничтожить, если немецкое правление будет продолжаться. Особым шоком было выполнение «Генерального плана “Ост”» в Люблинском округе Генерал-губернаторства. Хотя этот массивный немецкий план колонизации в целом был отсрочен, но Одило Глобочник претворял его в жизнь. Начиная с ноября 1942 года и в течение первой половины 1943 года немцы опустошили триста польских сел вокруг Замосця, чтобы создать на этой территории расово немецкую колонию. Около ста тысяч поляков были депортированы в ходе этой операции «Замосць», многие – в Майданек и Аушвиц. Поскольку операция «Замосць» начиналась тогда, когда заканчивалась операция «Рейнхард», и проходила там же, где операция «Рейнхард» начиналась, многие поляки считали, что это и было началом «окончательного решения» польской проблемы. Это было не совсем так, поскольку «Генеральный план “Ост”» предполагал уничтожение большинства поляков, но не всех их; но таков был логический вывод в тех обстоятельствах [613].

По мере изменения немецкой трудовой политики и в ходе восстания варшавских евреев многие поляки в Варшаве и в других городах также переходили к более решительной форме сопротивления. Если евреи в гетто не видели другого выхода, кроме как броситься на борьбу по принципу «пан или пропал», то у поляков-неевреев была возможность модулировать свое сопротивление на некой шкале: от подпольного заговора до открытого сражения. В марте 1943 года Армия Крайова вышла из тени и занялась покушениями и партизанской войной. Попытки помогать борцам гетто были среди ее самых ранних и все еще довольно непрофессиональных публичных актов вооруженного сопротивления. Со временем проводимые операции стали более эффективными. Члены Армии расстреливали немецких полицейских, а также польских граждан, сотрудничавших с Гестапо. За август 1943 года немцы насчитали 942 случая партизанского сопротивления в Варшавском округе Генерал-губернаторства и 6214 подобных инцидентов по всему Генерал-губернаторству [614].

Переход Армии Крайовой к вооруженному сопротивлению повлек за собой ответ немцев. Цикл террора и контртеррора продолжился и в следующем году. 13 октября 1943 года немцы начали применять технику блокирования (которую довели до совершенства в Варшавском гетто во время «Большой операции» летом 1942 года) к другим районам Варшавы. Мужчин хватали без разбору для публичных карательных расстрелов, предназначенных для того, чтобы запугать население и сокрушить нараставшее сопротивление. Арестованных забирали группами в наперед объявленое время и место по пять–десять человек с завязанными глазами и расстреливали. Мужчины перед расстрелом громко выкрикивали «Да здравствует Польша!», поэтому немцы стали затыкать их кляпами, надевать мешки на голову или заклеивать рты. Поляки действительно приходили смотреть на расстрелы, но было неясно, усваивают ли они урок, который им преподносят немцы. После расстрелов женщины собирали землю, политую кровью, клали ее в кувшины и уносили с собой в церковь [615].

Немцы смирились с провалом пропаганды, но продолжали массово уничтожать поляков в Варшаве – иногда людей, действительно причастных к сопротивлению, иногда случайных заложников. Они перенесли место экзекуции на территорию бывшего гетто, где расстрелы не были видны. Крупная тюрьма, где держали поляков, также находилась в стенах бывшего гетто. Большое количество поляков, а также несколько евреев, обнаруженных в руинах, были расстреляны там осенью 1943 года. Например, 9 декабря 1943 года были расстреляны сто тридцать девять поляков, шестнадцать еврейских женщин и еврейский ребенок. 13 января 1944 года были расстреляны более трехсот поляков. Эти расстрелы в гетто все еще были «публичными», хотя никому не позволялось при них присутствовать. Семьям сообщали о судьбе их родных. После 15 февраля 1944 года поляки просто исчезали из своих домов или с улиц, их расстреливали в гетто без какого-либо публичного упоминания о произошедшем. Около девяти с половиной тысяч человек были расстреляны на руинах гетто с октября 1943 года по июль 1944 года, некоторые из них были выжившими евреями, но большинство – поляками-неевреями [616].