Тимоти Снайдер - Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

Поскольку Красная армия, продвигаясь на запад, несла огромные потери, ее ряды пополнялись за счет призывников из Беларусской и Украинской Советских республик, чьи семьи страдали от рук немцев и чьи молодые жизни сформировала немецкая оккупация. У многих советских солдат были личные причины одобрять пропаганду, которую они читали и слышали и которая иногда обвиняла весь немецкий народ в советской трагедии. Преимущественное большинство красноармейцев не мстили за Холокост как таковой, но читали пропагандистские материалы людей, глубоко потрясенных массовым уничтожением евреев. Илья Эренбург, советский еврейский писатель, теперь работающий журналистом в военной газете «Красная звезда», был на тот момент специалистом по пропаганде ненависти. В 1942 году он писал: «Мы поняли: немцы не люди» [658].

Какой бы ни была их мотивация, взрыв насилия против немецких женщин был колоссальным. Мужчин, пытавшихся защитить своих дочерей и жен, избивали, а иногда и убивали. У женщин было мало защитников-мужчин: они либо погибли в бою (около пяти миллионов немецких мужчин погибли на войне к этому времени), либо их забрал Вермахт, либо призвали на срочную гражданскую оборону, либо советская власть угнала их на работу. Большинство оставшихся мужчин были пожилыми или же инвалидами. В некоторых селах изнасиловали всех женщин поголовно, независимо от возраста. Как много позже узнал немецкий писатель Гюнтер Грасс, его мать предложила себя, чтобы спасти его сестру. Не спаслась ни та, ни другая. Групповые изнасилования были обычным делом. Немало женщин умерло от травм, полученных в результате множественных изнасилований [659].

Немецкие женщины часто совершали самоубийства или пытались их совершить, чтобы предотвратить изнасилование или смыть его позор. Одна из них вспоминала о своем бегстве: «С темнотой наступил неописуемый страх. Там было много женщин и девушек, их насиловали русские». Слыша их крики, они с сестрой порезали себе вены на запястьях, но выжили: видимо, было слишком холодно и они не истекли кровью, а на следующий день им оказал помощь советский врач. Их не тронули ночью, вероятно, потому, что они потеряли сознание и казались мертвыми. В самом деле, смерть была одним из немногих средств защиты от изнасилования. Марта Курцман и ее сестра избежали изнасилования только потому что хоронили свою мать: «Как только мы обмыли мертвую маму, чтобы одеть ее, вошел русский и хотел нас изнасиловать». Он плюнул и вышел вон. Это был исключительный случай [660].

Изнасилованных женщин иногда забирали как подневольную рабочую силу, но большинство рабсилы составляли мужчины. Советские власти захватили приблизительно пятьсот двадцать тысяч немцев – где-то десятую часть угнанных немцами на работу из Советского Союза. Советские власти также захватили около двухсот восьмидесяти семи тысяч человек как подневольную рабсилу из восточноевропейских стран и депортировали по крайней мере сорок тысяч поляков, которые считались опасными для советской власти или будущего коммунистического режима. Они угоняли венгерское гражданское население в Будапеште, относились к ним как к военнопленным и заставляли работать в лагерях. Немцев посылали на грязную и опасную работу в шахтах польской Силезии, Восточной Украины, Казахстана или Сибири. Смертность среди немцев была намного выше, чем среди советских граждан. В лагере-517 в Карелии немцев умирало в пять раз больше обычного показателя по ГУЛАГу [661].

Около шестисот тысяч немцев, взятых в конце войны в качестве военнопленных или угнанных на работы, погибнут. Примерно сто восемьдесят пять тысяч немецких гражданских умерли в советском плену во время и после войны и еще приблизительно тридцать тысяч – в польских лагерях. Около трехсот шестидесяти трех тысяч немецких военнопленных также погибли в советских лагерях (уровень смертности – 11,8%, по сравнению с 57,5% уровня смертности советских солдат в немецких лагерях). Значительно больше узников погибли по дороге в лагеря или были застрелены после сдачи в плен и не были зарегистрированы как военнопленные [662].

* * *

Как и в других многочисленных случаях, сталинские преступления стали возможны из-за гитлеровской политики. По большому счету, немецких мужчин можно было угонять, а немецких женщин насиловать потому, что нацисты не смогли организовать систематической эвакуации. В последние несколько недель войны немецкие войска бежали на запад, чтобы сдаться британским или американским, а не советским властям, но гражданское население часто было лишено такой возможности.

Гитлер преподносил войну как вопрос воли и поэтому акцентировал внимание на тенденции, которая всегда присутствует на войне, – отрицать поражение и таким образом усугублять его последствия. Он рассматривал вооруженный конфликт как экзамен для немецкой расы: «либо Германия будет мировой державой, либо Германии не будет вообще». Его национализм всегда был особенным: он полагал, что немецкий народ потенциально велик, но ему нужен имперский вызов, чтобы очистить себя от дегенерации. Таким образом, немцы были в фаворе, пока продолжалась война и пока она продолжалась успешно. Если немцы разочаровали Гитлера, не сумев очистить себя кровью побежденного врага, то в этом была их вина. Гитлер указал им путь, но немцы не сумели по нему пройти. Если немцы упустили свой шанс к спасению, то для их выживания больше не было причин. Для Гитлера любое страдание немцев было последствием их собственной слабости: «Если немецкий народ не готов бороться за собственное сохранение, – ну, что же, пускай гибнет» [663].

Сам Гитлер предпочел самоубийство. У него не было прагматических взглядов, необходимых для сохранения жизни гражданского населения. Гражданские власти в Восточной Германии, гауляйтеры, были верными членами нацистской партии и самыми преданными последователями Гитлера. В трех самых главных округах гауляйтеры не смогли организовать эвакуацию. В Восточной Пруссии гауляйтером был Эрих Кох – тот самый, который был рейхскомиссаром Украины. Он однажды сказал, что ему придется застрелить любого украинца, который достоин есть с ним за одним столом. Теперь, в январе 1945 года, армия, состоящая довольно существенно из украинцев, напирала на его немецкий округ и он, казалось, не мог в это поверить. В Померании Франц Шведе-Кобург даже пытался остановить поток немецких беженцев. В Нижней Силезии Карл Ханке был озабочен тем, что бегство населения может разрушить его замысел по превращению Бреслау (ныне Вроцлав) в крепость, способную остановить Красную армию. Фактически, Красная армия окружила Бреслау так быстро, что люди оказались в западне. Поскольку немецкое гражданское население эвакуировалось слишком поздно, спаслось значительно меньше людей, чем могло бы спастись. Советский флот потопил двести шесть из семисот девяноста суден с эвакуированными немцами, отходившими от Балтийского побережья. Об одном из них, «Вильгельме Густлоффе», позже напишет Гюнтер Грасс в своем романе «Траектория краба» [664].