Тимоти Снайдер - Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

Возможно, что, как и в случае с поляками, Сталин рассуждал, что массовые убийства ничему не повредят. Если Япония собирается напасть, то у нее будет меньше поддержки внутри Советского Союза. Если же она нападать не собирается, то упреждающие массовые расстрелы и депортации не повредят советским интересам. Опять же, такие рассуждения имеют смысл, только если интересы Советского государства рассматривать как обособленные от жизни и благополучия его населения. И опять же, использование НКВД против внутренних врагов (и против самого НКВД) не позволяло применить более систематический подход к реальной угрозе, стоявшей перед Советским Союзом, – к немецкому нападению без содействия японцев и поляков и без содействия внутренних оппонентов советской системы.

В отличие от Японии и Польши, Германия действительно помышляла об агрессивной войне против Советского государства. В сентябре 1936 года Гитлер дал знать своему кабинету, что главная цель его внешней политики – уничтожение Советского Союза. Он говорил: «Суть и цель большевизма – уничтожение тех слоев человечества, которые до сих пор держали лидерство, и замена их мировым еврейством». Германия, по мнению Гитлера, должна быть готова к войне в ближайшие четыре года. Таким образом, Герман Геринг в 1936 году был назначен уполномоченным по «четырехлетнему плану», который должен был подготовить общественный и частный сектор к наступательной войне. Гитлер представлял собой реальную угрозу для Советского Союза, но Сталин, казалось, не оставлял надежды, что советско-германские отношения можно исправить. Возможно, по этой причине репрессии против советских немцев были не такими жестокими по сравнению с репрессиями против советских поляков. В ходе «немецкой операции» были расстреляны 41 989 человек, большинство из которых немцами не являлись [209].

В эти годы Народного фронта в Европе убийства и депортации внутри Советского Союза проходили незамеченными. Если Большой террор и замечали, его рассматривали только как вопрос показательных процессов, а также партийных и армейских чисток. Но эти события, на которые обращали внимание специалисты и журналисты того времени, не составляли сущность Большого террора. Его сущность составляли «кулацкие» и национальные операции. Из 681 692 казней за политические преступления в 1937-м и 1938 годах на «кулацкие» и национальные операции приходилось 625 483 смертные казни; на них же приходилось более девяти десятых смертных приговоров и три четверти приговоров к ссылке в ГУЛАГ [210].

Таким образом, Большой террор состоял преимущественно из «кулацкой операции», больнее всего ударившей по Советской Украине, а также серии национальных операций, самой главной из которых была «польская операция», в ходе которой снова больше всего пострадала Советская Украина. Из 682 692 задокументированных смертных приговоров в ходе Большого террора 123 421 были приведены в исполнение в Советской Украине, причем эта цифра не включает в себя советских украинцев, расстрелянных в ГУЛАГе. Украина как Советская республика была чрезмерно широко представлена в Советском Союзе, а поляки были чрезмерно широко представлены в Советской Украине [211].

Большой террор был третьей советской революцией. Если большевистская революция принесла изменение политического режима после 1917 года, то Большой террор 1937–1938 годов включал в себя революцию сознания. Сталин воплотил в жизнь свою теорию о том, что с врага можно сорвать маску только через допрос. Его небылицы об иностранных агентах и внутренних заговорщиках рассказывали в пыточных камерах и записывали в протоколы допросов. Если и можно сказать, что советские граждане принимали участие в высокой политике конца 1930-х годов, то только лишь как инструмент нарратива. Чтобы большая история Сталина продолжала жить, их собственные истории должны были закончиться.

Однако превращение списка крестьян и рабочих в колонки цифр, казалось, поднимало настроение Сталина, а линия Большого террора точно подтверждала сталинскую властную позицию. Приказав остановить массовые операции в ноябре 1938 года, Сталин еще раз сменил начальника НКВД. На смену Ежову, которого позже расстреляют, пришел Лаврентий Берия. Такая же участь ожидала многих из высшего руководства НКВД, обвиненных якобы в превышении полномочий, что на деле было сущностью сталинской политики. Заменив Ягоду Ежовым, а Ежова – Берией, Сталин оказался на верхушке аппарата госбезопасности. Умением использовать как НКВД против партии, так и партию против НКВД он показал себя неоспоримым лидером Советского Союза. Советский социализм стал тиранией, при которой власть тирана демонстрировалась через призму мастерства его придворной политики [212].

Советский Союз был многонациональным государством и использовал многонациональный репрессивный аппарат для проведения национальных кампаний по уничтожению неугодных. В то время, когда НКВД убивал представителей национальных меньшинств, большинство его руководства сами принадлежали к нацменьшинствам. В 1937-м и 1938 годах офицеры НКВД, многие из которых были евреями, латышами, поляками или немцами, воплощали в жизнь политику национального уничтожения, которая размерами превосходила все, что предприняли (на тот момент) Гитлер и его СС. Устраивая эти этнические бойни (что им, конечно же, приходилось делать, если они хотели сохранить собственную должность и жизнь), они прибегали к этике интернационализма, которая для некоторых из них была важной. Потом их все равно убивали по мере продолжения террора и обычно замещали русскими.

Еврейские офицеры, проводившие «польскую операцию» в Украине и Беларуси, такие как Израиль Леплевский, Лев Райхман и Борис Берман, были арестованы и расстреляны. Это была часть большей тенденции. Когда начались массовые убийства Большого террора, примерно треть руководящей верхушки НКВД составляли евреи. Когда Сталин прекратил террор 17 ноября 1938 года, их осталось около 20%. Уже через год цифра составляла менее 4%. В Большом терроре можно обвинить (и многие обвинят) евреев. Так рассуждать – значит, попасться в сталинскую ловушку: Сталин точно понимал, что еврейские офицеры НКВД будут удобным козлом отпущения для национальных операций по уничтожению граждан, особенно после того, как и еврейские энкавэдисты, и национальная элита были мертвы. В любом случае, институциональную выгоду от террора получали не евреи или члены других нацменьшинств, а русские, которые продвигались вверх по рангам. К 1939 году русские (две трети состава) заменили евреев на высших постах НКВД – такое состояние дел станет постоянным. Русские стали непропорционально большим национальным меньшинством; их удельная численность в верхушках НКВД была выше, чем их удельная численность среди советского населения в целом. Единственное нацменьшинство, очень широко представленное в НКВД на момент окончания Большого террора, были грузины, к которым принадлежал и сам Сталин [213].