Герд Кёнен - Между страхом и восхищением: «Российский комплекс» в сознании немцев, 1900-1945

А в довоенном 1913 г. вышла целая серия других объемистых работ о России. Сюда относятся, к примеру, двухтомный труд Томаша Масарика «Россия и Европа» {95} 95 Masaryk T. G. Russland und Europa. Studien iiber die geistigen Stromungen in Russland. Erste Folge: Zur russischen Geschichts- und Religionsphilosophie. Soziologische Skizzen. 2 Bde. Jena, 1913 (пере-изд. под назв.: Russische Geistes- und Religionsgeschichte. 2 Bde. Frankfurt/M., 1992). Карл Шлёгель во введении к новому изданию рассматривает появление этой работы в контексте возросшего интереса немцев и европейцев к истории российской духовной жизни в период перед Первой мировой войной. , посвященный истории духовного мира России, или эмоциональные путевые заметки Фритьофа Нансена «Сибирь — земля будущего» {96} 96 Nansen F. G. Sibirien — ein Zukunftsland. Leipzig, 1914 (2. Aufl. 1919). — обе работы были впервые опубликованы на немецком языке. Еще большее впечатление на политическую общественность произвел богатый материалами очерк самого Отто Гётча «Россия. Введение, написанное на основе ее истории с 1905 по 1912 г.», встреченный многочисленными критическими откликами и столь же многочисленными одобрительными отзывами.

Гётч сознательно перевел свое изложение в сферу фундаментальной истории, завершив свою книгу вопросом: «Почему бы российской государственности… не воспользоваться энергией капитализма, конституционной идеи и западноевропейской духовной культуры и таким образом почерпнуть из них новые силы для успешного преодоления столь часто поминаемого здесь разрыва между притязаниями мировой державы и степенью зрелости ее народного хозяйства и культуры?» {97} 97 Hoetzsch O. Russland. Eine Einfiihrung auf Grund seiner Geschichte von 1904 bis 1912. Leipzig; Berlin, 1913. S. 519-520.

Будучи этатистом-консерватором, Гётч, возводя царистское государство в ранг центральной реформаторской инстанции, приблизил реформированную под эгидой Столыпина Россию к Европе и прежде всего к кайзеровской Германии. Но разве поражение в русско-японской войне и потрясения 1905 г. не разрушили ореола непобедимости царской империи? Согласно идее, проводимой в книге Гётча, Россия не была ни неодолимой, ни нереформируемой. Но из всех соперников Германской империи она являлась единственной страной, с которой скорее всего можно договориться, ставя перед собой цель сломить гегемонию Великобритании на мировых рынках и на море и отвоевать для Германской империи «место под солнцем».

Все эти дискуссии и рассуждения развертывались на фоне запоздалого, но тем более впечатляющего выхода русской литературы, искусства и музыки на европейскую сцену. К тому же благодаря коренным изменениям и драматическим процессам, идущим в России, пробудившийся интерес к русской литературе возрос просто скачкообразно.

Теперь уже этот интерес относился не «только» и даже не в первую очередь к ее художественному содержанию или развлекательным достоинствам, но к сформулированной в ней жизненной философии и религиозному или социальному пророчеству. Из-за могучей персоны русского Гомера — эпического писателя и аристократа в крестьянской рубахе — Льва Толстого вынырнула более современная, более мрачная и неисчерпаемо многозначная фигура Достоевского, которого после его смерти многие в Германии поставили рядом с Ницше. В качестве третьего к этому союзу приобщили молодого пролетария-самоучку Горького, чьи натуралистические «босяцкие» новеллы и экзистенциалистские театральные пьесы (вроде «На дне») произвели фурор на рубеже веков {98} 98 См. в этой связи мою работу: Koenen G. Bilder mythischer Meister. Zur Aufnahme der russischen Literatur in Deutschland nach Weltkrieg und Revolution // WOS. Reihe A. Bd. 5 / hg. G. Koenen, L. Kopelew. S. 763 ff. В работе приводятся литературные ссылки по теме. [В сокращенном русском издании этого тома перевод указанной статьи Г. Кёнена отсутствует. См.: Германия и русская революция, 1917— 1924 / изд. Г. Кёнена, Л. Копелева. Т. 5-1. М., 2004. — Прим. пер.} .

Россия, прославившаяся своей богатой литературой и великолепной музыкой, многообразной живописью, классическим и современным ballets russes [21] Русским балетом (фр.). — Прим. пер. или авангардистскими театральными постановками, неожиданно показала себя «культурной нацией» первого ранга, чья духовная аристократия блистала тем ярче, чем жестче она контролировалась и подавлялась царской бюрократией и полицией. Как это вообще часто бывает, оборотной стороной столь ожесточенной критики «царского деспотизма» явилось представление мира «униженных и оскорбленных» (и уж подавно бунтовщиков и борцов против деспотии) в преувеличенно выгодном моральном свете.

На рубеже веков новый миф о России изображал русский народ необразованным, глубоко верующим, близким к природе, многообразно одаренным, но жестоко обиженным, колеблющимся между преступлением и покаянием, бунтом и прощением, а его великих писателей и художников представителями «истинной России», расцвет которой еще впереди. Социал-демократические критики уже за десять лет до мировой войны неодобрительно отзывались о настоящем «культе русских» в немецкой прессе, посвященной искусству и литературе {99} 99 См.: Dietert F. Der Russenkuitus in der deutschen Literatur // Monatsblatter für deutsche Literatur. 1902—1903. H. 7. S. 161 ff. Цит. no: Kampmann T. Dostojewski in Deutschland: Diss. Munster, 1931. S.6I. .

Райнер Мария Рильке, объездивший вместе с Лу Андреас-Саломе эту Россию мечты, восславивший страну, «которая граничит с Богом», и ее людей, «прирожденных художников», выделялся на этом фоне только пылкостью своих оценок {100} 100 См.: Kopelew L. Rilkes Russlandmarchen // Kopelew L. Der Wind weht, wo er will. Gedanken iiber Dichter. Hamburg, 1988. S. 155-221. . Томас Манн в повести «Тонио Крёгер» (1905) впервые заговорил о «святой русской литературе». Эрнст Барлах в путевых заметках (1906) изобразил архаичного «русского человека», однако эта архаика облагорожена страданиями и лишениями и близка к глубинам бытия. Кристиан Моргенштерн воспел русских арестантов после разгрома революции [22] Имеется в виду революция 1905 г. в России. — Прим. пер. как передовых борцов и мучеников грядущего человечества. Такие художники, как Макс Бекман или Эрих Хеккель, перелагали карамазовские сюжеты Достоевского в духе немецкого экспрессионизма — тогда вообще поговаривали, что в немецком искусстве и литературе поворот от натурализма и импрессионизма к экспрессионизму начиная с 1910 г. был поворотом от Запада к Востоку. Но и большинство остальных немецких писателей и художников довоенной эпохи свидетельствовали, что чтение русской литературы, в частности знакомство с Достоевским, стало для них, по словам Дёблина, «эпохальным событием» {101} 101 Цит. по: Kiessmann S. Deutsche und amerikanische Erfahrungsmuster von Welt. Eine interdisziplinare, kulturvergleichende Analyse im Spiegel der Dostojewski-Rezeption zwischen 1900 und 1945. Regensburg, 1990. S. 93. .