Герд Кёнен - Между страхом и восхищением: «Российский комплекс» в сознании немцев, 1900-1945

Долгий разговор по телеграфу 14 ноября между Коном и Гаазе на одном конце провода и Радеком и Чичериным на другом «вполне прояснил» последним ситуацию. Как ни странно, Радек убедился, что в Берлине дела пошли не по желаемому пути, услыхав, что Гаазе отклонил предложение большевиков «прислать хлеб».

Это предложение, как справедливо расценил Гаазе, диктовалось совсем не филантропическими, а исключительно «реально-политическими» соображениями. Оно непосредственно примыкало (в этом и странность) к переговорам с кайзеровским правительством и Верховным командованием сухопутных войск о «дополнительных договорах» и секретном военном соглашении, заключенных в августе, когда большевистское руководство то и дело предлагало в ходе согласованной акции Красной армии и австро-германских оккупационных войск реквизировать новый урожай зерновых на Украине и в Донецкой губернии [105] Строго говоря, в Донецко-Криворожской советской республике, провозглашенной в феврале 1918 г. и просуществовавшей до февраля 1919 г. В мае 1918 г. была оккупирована австрийскими и германскими войсками. Донецкая губерния в составе УССР создана в апреле 1920 г. — Прим. пер. и поделить добычу. Немецкую сторону не убедили заверения, что там «хлеба хватит на всех», и она отклонила эти предложения {502} 502 Подборку документов о переговорах по поводу дополнительных договоров см.: Gatzke H.W. Zu den deutsch-russischen Beziehungen im Sommer 1918 // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte. 1955. H. 3. S. 79 ff. (особенно документ 2 — составленный Штреземаном протокол о беседах с Иоффе и Красиным 7 июля). .

Теперь делу придавалась революционная окраска: германские, австрийские и венгерские части на востоке, в которых уже возникли гарнизонные советы, совместно с красноармейскими частями, подавляя бунтующих «кулаков» и казаков, конфисковывали бы урожай для голодающей революции в России и в Центральной Европе. В процессе они превращались бы в части объединенной германо-австро-венгерской и российской революционной армии, которую при необходимости можно было бы использовать и против войск Антанты «на Рейне или на Урале» — подобно тому, как отряды «интернационалистов», сформированные из рекрутированных военнопленных из стран Центральной Европы, использовались против белых и интервентов в самой России. Так Радек объяснял этот план Альфонсу Паке и другим {503} 503 Это было сказано в их последнем разговоре 18 ноября. См.: Von Brest-Litovsk zur deutschen Novemberrevolution. Aus den Tagebüchern, Briefen und Aufzeichnungen von Alfons Paquet, Wilhelm Groener und Albert Hopman. März bis November 1918 / hg. W. Baumgart. Göttingen, 1971. S. 251 f. .

Предложение Гаазе «хлеб, который вы хотите пожертвовать германской революции», все же «отдать голодающим в России» продемонстрировало, естественно, подлинную классовую натуру берлинских «народных представителей». «Иуда Искариот совершил второе после 4 августа предательство», — восклицает Радек в своих воспоминаниях много лет спустя {504} 504 См.: Radek K. November — Eine kleine Seite aus meiner Erinnerungen. Впервые полностью опубликовано в приложении к работе: Schüddekopf О.-Е. Karl Radek in Berlin. Ein Kapitel deutsch-russischer Beziehungen im Jahre 1919 // Archiv für Sozialgeschichte. 1962. Bd. II. S. 87–166 (цит. S. 123). . Характерны не только эпитет «Иуда», но и параллель с августом 1914 г. С ленинской точки зрения, мир снова начал раскалываться на два больших лагеря, которые оставляли возможными лишь два пути: «…или Советская власть побеждает во всех передовых странах мира, или самый реакционный, самый бешеный, душащий все мелкие и слабые народы, восстановляющий реакцию во всем мире англо-американский империализм, великолепно научившийся использовать форму демократической республики» {505} 505 Lenin W. I. Wertvolle Eingeständnisse Pitirim Sorokins // LW. Bd. 28. S. 185. [Ленин В. И. Ценные признания Питирима Сорокина // ПСС. Т. 37. С. 193. — Прим. пер.] . Таким образом, российский большевизм превратился в «мировой большевизм» {506} 506 Lenin W. I. Die proletarische Revolution und der Renegat Kautsky // LW. Bd. 28. S. 293. [Ленин В. И. Пролетарская революция и ренегат Каутский // ПСС. Т. 37. С. 110. — Прим. пер.] .

Благодаря ленинскому тезису о большевизме как универсальной модели развитие событий в Германии и Центральной Европе оценивалось в Москве всецело по российским меркам, — хотя это само по себе противоречило программе, поскольку было твердо установлено как аксиома, что с распространением социалистической революции центр «всемирного большевизма» должен переместиться в первую очередь (согласно общепринятым взглядам) в Берлин. Но, когда глобальная ситуация обострилась до альтернативы «советская власть» или «реакция», в качестве универсальной модели стал рассматриваться захват власти большевиками в России с различными его этапами. Сохранявшееся различие Ленин выразил в постоянно повторявшейся теперь формуле, что если социалистической революции в России было легче захватить политическую власть, но труднее утвердиться в социально-экономическом отношении, то в Германии и в демократических странах Запада ей будет труднее захватить власть, но легче всецело утвердиться. Так, после германской Ноябрьской революции и «предательства» социал-демократии часы были просто снова переведены с «октября» на «февраль». В цепи нехитрых аналогий речь велась о «двоевластии в Германии», Эберт стал «немецким Керенским», Либкнехт — «немецким Лениным», а Носке мутировал в «немецкого Колчака» {507} 507 См.: Geyer D. Sowjetrussland und die deutsche Arbeiterbewegung, 1918–1932 // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte. 1976. Bd. 24. H. 1. S. 9. .

Когда Карл Радек — с фальшивыми документами и в форме австрийского солдата — появился 19 декабря в Берлине, Роза Люксембург и Лео Иогихес встретили его «с некоторой напряженностью», как говорится в литературно приглаженных воспоминаниях Радека. «Со времени раскола в польской социал-демократии в 1912 г. мы не беседовали друг с другом». Это очень мягко сказано: в действительности Люксембург и Иогихес вычистили своего ученика из польской партии в ходе дисциплинарного процесса, где звучало много оскорбительных для чести Радека обвинений, а в германской партии его сунули в маргинальный угол «бременских левых радикалов». После этого с ним, казалось, было «покончено» в обеих странах.

И вот теперь на сцене появляется тот самый Радек в качестве большевистского комиссара с явными притязаниями на неформальное руководство германской революцией. Реакция Розы Люксембург была резко отрицательной, почти аллергической. По свидетельству Пауля Леви, ему пришлось вмешаться, чтобы «по крайней мере обеспечить “корректный” прием». При этом Роза Люксембург заявила: «Нам не нужен комиссар по большевизму, пусть большевики со своей тактикой сидят у себя дома» {508} 508 Levi P. Zur Klarstellung // Unser Weg. 1921. H. 1–2. S. 45 f. . Действительно, речь шла не просто о борьбе за статус, но о политике, которую надо будет проводить в дальнейшем. Различия выявились со всей очевидностью.