Алексей Юрчак - Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение

Существует много подходов к изучению поколений. Среди них назовем лишь два, имеющие отношение к нашему исследованию: изучение поколения как возрастной группы (cohort) и изучение поколения как категории рода (lineage) (DeMartini 1985). В первом подходе проводится синхронный анализ: здесь подразумевается, что ровесники имеют множество черт, объединяющих их друг с другом и отличающих их от других возрастных групп. Во втором подходе проводится диахронный анализ: здесь подчеркивается не отличие между возрастными группами, а преемственность между ними, принадлежность их к единому поступательному процессу социально-исторических изменений.

Марина Князева (Князева 1990) тоже пишет об этом поколении, называя его «детьми застоя» — термином, который, с нашей точки зрения, неоправданно узок и некритичен, поскольку включает в себя заведомую оценку этого периода советской истории.

Его разделял, например, Джордж Оруэлл — в романе «1984» он пытался показать, что строгий контроль за формой языковой репрезентации якобы неизбежно ведет к сужению смыслов, которые могут циркулировать в повседневной жизни. Эта модель контроля за языком и смыслом крайне распространена, но и настолько же ошибочна — например, ее разделяет Михаил Эпштейн в своем анализе советского идеологического языка (см.: Epscein 2000 и ниже в этой главе). В ней подразумевается, что между формой и смыслом символа существует жесткая и предсказуемая связь, не зависящая от контекста и неспособная меняться, что, конечно, не так. В последующих главах мы покажем, к каким ошибочным выводам приводит эта упрощенная модель языка и смысла.

Борис Гройс отмечает: «Мечта авангарда поместить все искусство под прямой контроль партии, чтобы реализовать ее программу жизнестроительства (то есть “социализма в отдельно взятой стране” как подлинного и совершенного произведения коллективного искусства), наконец-то сбылась. Однако автором этой программы был не Родченко с Маяковским, а Сталин, политическая власть которого превращала его в наследника их художественного проекта» — Groys 1992: 34. Началом «сталинской фазы» советской истории Гройс считает 23 апреля 1932 года, когда Центральный комитет партии принял декрет, «распустивший все художественные группы и объявивший, что все советские “творческие работники” будут объединены по профессиям в “творческие объединения” художников, архитекторов и так далее» — Ibid: 33. Хотя кажется, в анализе Гройса художественный авангард рассматривается как более важный, чем авангард политический, что, по-моему, не является бесспорным, этот анализ все же довольно точно описывает общий дискурсивный сдвиг того времени и его приблизительную дату. Кроме того, неверно было бы считать, что сталинизм стал закономерным продуктом русской революции, как это подчас делает Гройс. Скорее, — то, как парадокс Лефора проявился в советской современности, сделало феномен сталинизма возможным, но не неизбежным.

Подготовка «Истории гражданской войны» велась редколлегией во главе с Максимом Горьким. На самом деле был опубликован всего лишь первый том запланированного многотомника (История гражданской войны. 1935)

Всего в первый том «Истории» редколлегия внесла около 700 исправлений.

Примером служит брошюра «Язык газеты» под редакцией Кондакова, изданная в 1941 году тиражом 25 тысяч экземпляров для газетных работников и широкой общественности.

Текст был выбран из более чем шестидесяти участвовавших в конкурсе вариантов. Музыку гимна написал композитор Александр Александров.

Сталин занимал аналогичное положение внешней фигуры и по отношению к другим жанрам советского авторитетного языка — от языка сельского хозяйства, генетики, физики и химии до языка литературы, музыки и кино. Например, Сталин сделал массу замечаний по поводу второй серии кинокартины Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный», предложив конкретные изменения с тем, чтобы точнее отобразить русскую историю. Эйзенштейн впоследствии рассказал о замечаниях Сталина в своем дневнике (см.: Bergan 1997).

Это учение продолжало играть важную роль в советском языкознании, несмотря на то что Марр умер в 1934 году.

Спустя несколько месяцев все эти тексты были изданы в виде отдельной книги: Сталин 1950d.

Занимавший тогда пост председателя Совета Союза Верховного Совета СССР и являвшийся членом ВЦИК и ЦИК СССР.

К литературщине относились не только поэтичные метафоры и литературные выражения, но, в первую очередь, стилистические особенности, маркирующие авторский голос как особенный.

С 1957 года Андропов был заведующий отделом социалистических стран ЦК КПСС, а с 1962-го по 1967-й — секретарем ЦК.

См. главу 1.

Подобные фразы на латинском языке, имеющие важную ритуальную функцию, но непонятные на уровне буквального смысла большинству присутствующих, звучат, например, когда открывается заседание английского парламента или начинается торжественный обед в университете Кембриджа или Оксфорда (high table dinner) и так далее.

Как мы писали выше, этот вывод значительно отличается от распространенного, но ошибочного мнения о том, что, контролируя форму высказывания, якобы можно однозначным образом контролировать смысл, который этим высказыванием передается. В действительности, если строгий контроль за языком обращен исключительно на форму высказывания, связь этой формы с контекстом становится непредсказуемой, что ведет к непредсказуемым изменениям смысла, который с этой формой ассоциируется.

Аналогичные инструкции по поводу моносемичности политического языка были распространены в коммунистическом Китае. В начале 1990-х годов, несмотря на активные экономические реформы, центральный отдел пропаганды компартии КНР издавал еженедельный бюллетень под красноречивым названием «Язык пропаганды должен быть точен», а центральное информационное агентство «Синьхуа» издавало специальные многотиражные брошюры для партийных пропагандистов под названием «Указания по терминологии» — см.: Schoenhals 1992: 8–9.

Меркуров вспоминал: «Маска — исторический документ чрезвычайной важности. Я должен сохранить и передать векам черты Ильича на смертном одре. Я стараюсь захватить в форму всю голову, что мне почти удается. Остается незаснятым только кусок затылка, прилегающий к подушке» (Меркуров 2012: 132).