Алексей Юрчак - Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение

Так размышляли и Горбачев, начиная в середине 1980-х перестроечные реформы, и большинство советских людей того времени (см.: Юрчак 2007, Yurchak 2007).

Мы встречались с ней в начале главы 1.

См. подробнее об этом в главе 7.

См. главы 1–2.

В английском языке у этого термина точного эквивалента нет.

То есть фокусировались на констатирующем смысле этого дискурса.

«Демократический централизм» был принципом партийной организации, который Ленин сформулировал в своей статье 1902 года «Что делать?» (сам термин был изобретен не Лениным). Согласно этому принципу, решения в партии должны приниматься коллективным и демократическим путем (то есть меньшинство подчиняется большинству), а их исполнение обеспечивается строгой дисциплиной и централизованными вертикальными механизмами контроля. Таким образом, этот принцип подразумевал парадоксальное сосуществование демократии и авторитаризма. Ленин считал, что в результате такого парадокса демократический централизм гарантирует высшую форму демократичности, поощряя и личную инициативу, и критические суждения, и коллективную дисциплину. На деле централизованный контроль и вертикальная подчиненность сводили на нет любую критику существующих принципов, в конечном итоге устраняя любые демократические дискуссии (см.: Jowitt 1993).

См. главу 7 об особом позднесоветском жанре иронии, стёбе, основанном как раз на «сверхидентификации» с авторитетным дискурсом.

Образ Сахарова изменился в общественном дискурсе перестройки очень быстро. Когда Сахаров умер в декабре 1989 года, на его похоронах в Москве собрались десятки тысяч человек. См.: Ries 1997: 182.

Подробнее о Бродском и причинах такого дистанцирования см. главу 4.

Не секрет, что с 1960-х годов Советское государство часто относилось к диссидентам как к психически больным людям. Когда диктор редакции международного вещания «Радио Москва» Владимир Данчев в прямом эфире на английском языке неожиданно высказался против советской войны в Афганистане, он был немедленно помещен в психиатрическую больницу. На вопросы западных журналистов о преследовании Данчева один советский чиновник ответил: «Его никто не преследовал. Больных не преследуют, а лечат» (см.: Chomsky 1986: 276: см. также главу 7).

Комсомольские взносы составляли от 2 копеек в месяц у школьников и студентов до 1% от месячной зарплаты у работающих.

Система ленинских зачетов была введена в комсомольскую практику в 1970 году, к 100-летию со дня рождения Ленина.

Комсомольцы были обязаны быть членами своей первичной комсомольской организации. Поэтому при смене места работы или учебы было необходимо «сняться с учета» в старой организации и «встать на учет» в новой.

Авторское интервью. Взаимоотношения, которые описаны в этих примерах, имеют много общего с хорошо изученными взаимоотношениями внутри современной «западной» бюрократии. Однако разница состоит в том, что в советской ситуации изменение смысла поручений, ритуалов и текстов было неотъемлемой частью самой идеологической практики, а не ее нарушением. Благодаря этому здесь существовали гораздо более открытые договоренности между руководством и рядовыми членами по поводу того, как осуществлять такое изменение смысла.

Последствия исключения из комсомола в те годы могли быть незначительными, а могли быть и серьезными. У этого человека могли возникнуть проблемы с возвращением на «обычную» советскую работу, если бы он этого захотел, проблемы с выездом за рубеж и так далее.

В результате такого симбиотического взаимодействия различных «гетерогенных элементов» образуется то, что Делёз и Гваттари называют «ризомой». Термин «ризома» взят из ботаники, где он означает корневище растения (например, спаржи или картофеля), корни и побеги которого являются частью его репродуктивного аппарата. Делёз и Гваттари пользуются термином «ризома» в качестве метафоры того, как строится взаимосвязь различных биологических, политических, культурных, лингвистических и других систем знаний. Эта идея позволила им создать более общий оригинальный подход, анализирующий механизм взаимодействия между элементами различной природы, не связанными обычными иерархическими отношениями, — механизм, который они назвали сборкой (assemblage). См.: Deleuze, Guattari 2002: 3–25.

Такая потеря значительной части буквального смысла и приобретение перформативной функции воспроизводства социального пространства происходит со многими ритуалами; достаточно вспомнить ритуал приветственного пожатия рук.

Подобным же образом редакторы советских газет часто сами сочиняли «письма читателей», которые печатались в газетах. Об этой практике см.: Лосев 1978: 242; Humphrey 1989: 159.

Такое положение «Ленина» в структуре авторитетного дискурса коренным образом изменилось в конце перестройки, в 1989–1990 годах, см.: Юрчак 2007.

Как известно, Владимир Высоцкий, актер театра и кино, завоевавший массовую популярность в 1960–1980-х годах своими авторскими песнями, занимал в советской культуре неоднозначное место. Партийное руководство было недовольно большинством песен Высоцкого, в которых ярко описывались отчуждение и абсурдность, присущие советской действительности. Его песни практически не звучали по радио или в государственных концертных залах, хотя всерьез они не запрещались, поскольку откровенно антисоветскими не являлись. Несколько песен Высоцкого, написанных для кинофильмов и театральных постановок, было выпущено на пластинках государственной фирмы звукозаписи «Мелодия», но большинство песен не выпускалось и получило широчайшее хождение по стране в виде любительских звукозаписей на сотнях тысяч магнитофонных бобин. Эти песни были популярны во всех слоях советского общества — от интеллигенции до рабочих, от диссидентов до государственных чиновников.

Олег Вите (1996) пишет, что с конца 1950-х годов советская повседневность начала разделяться на две публичные сферы — публичную и nfueamuo-публичную. Первая регулировалась писаными законами и правилами власти, а вторая — неписаными культурными устоями и соглашениями. В этой модели отрицается наличие в советской повседневности некой единой публичной сферы. Однако проблема такого подхода в том, что в позднесоветском обществе существовало множество публик, природа которых не определялась принципами публичности или приватно-публичности, они могли одновременно пересекать обе эти «публичные сферы». Как мы видели на примерах в этой главе, комсомольцы формировались как некое сообщество посредством своего участия в постоянном воспроизводстве формы и изменении смысла идеологических мероприятий комсомола. То есть их практики регулировались одновременно писаными законами и неписаными соглашениями, если пользоваться терминологией Вите. Эта общность комсомольцев была одновременно частью публичной и приватно-публичной сфер — точнее, само понятие «сфера» здесь неуместно. Эти люди относились к одной из множества советских публик, отличающихся от авторитетного понятия «советского народа» (о развитии и изменении советской публичности в постсоветский период см.: Yurchak 2001).