Светлана Толстова - Женщина и церковь. Постановка проблемы

Что же касается силы (жестокости, агрессии), то это принцип построения общества (все общества, начиная с древнейших и заканчивая современностью, строятся на силовом принципе и иерархии, то есть подчинения слабого сильному). Это не исключение и в женских сообществах, особенно в местах лишения свободы.

Необходимо рассмотреть проблему также с позиции концепции первородного греха, который обычно рассматривают как причину подчинения женщины мужчине.

Бог сказал Еве: «умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, И ОН БУДЕТ ГОСПОДСТВОВАТЬ НАД ТОБОЮ». (Бытие 3:16)

Отсюда видно, что это следствие первородного греха, зависимость человека от которого Христос искупил (!). Исходя из того, что подчинение женщины сохранилось и после Христа, можно было сделать вывод, что оно установлено навечно. Однако эту же фразу Бога можно понимать и так, что это как раз отклонение от его первоначального замысла, и более того – констатация факта, что теперь в голом первобытном мире женщине будет тяжелее, чем физически более выносливому мужчине, чем и обусловлено ее подчинение. Но факт искупления Христом первородного греха – это повод поставить под сомнение законность господства над женщиной после его Воскресения. Здесь мы явно имеем место с субъективной трактовкой по факту, поскольку автоматически патриархат никуда не пропал, а проповедь Павла снова вернула женщин «на место». Таким же образом, по факту, мы можем, видя, что женщины добились равенства перед законом с мужчинами, поставить вопрос о том, что все-таки правда восторжествовала, и искупление первородного греха предполагало и искупление женщин от господства над ними, но освобождение затянулось по причинам господствовавших предрассудков и было замедлено деятельностью Павла и церкви на протяжении веков. Таким образом, мы приходим к выводу, что борьба женщин за свои права – ничуть не искажение Божьей воли, а напротив, исполнение ее.

Если рассматривать опыт Католической Церкви, то можно увидеть, что беспрекословного запрета на учительство женщине не было, тому примеры – Екатерина Сиенская, Тереза Авильская и другие. Женщина могла осуществлять духовное руководство, но при этом не могла совершать Мессу (то есть быть священником). То, что Терезу причислили к учителям Церкви (более того, она выступала как реформатор) и сохранили ее труды – это показательно. В Православной Церкви сложнее найти такие примеры. Видимо, восточный менталитет в отношении женщины изначально отличается от западного, и потому поучения женщин-монахинь не входили в копилку религиозной традиции, или причина в «маскулинности» монашеской культуры Православия. Хотя в наше время монахини так же пишут и издают книги, как и монахи.

Мэри Дейли, женщина-богослов и католическая феминистка, автор книги Church and the Second Sex («Церковь и второй пол»), пришла к выводу, что мизогиния в христианстве неустранима изнутри. То есть, находясь внутри современного христианства и принимая сложившийся патриархатный дискурс, женщины, желающие перемен, находятся на заведомо проигрышной позиции.

Что касается лютеран и англикан, то они применили «вмешательство снаружи» (поступили вопреки традиции, посчитав женское пасторство «знамением времени»), чем обязали менять дискурс внутри. К тому же, церквям Реформации не в диковинку менять традицию, у них и понимание священства несколько иное. У них уже был опыт, что перемены в традиции не означают обрушение неба на землю.

Католикам же и православным страшно что-то существенно менять. Их (точнее, их духовных лидеров – потому что среди простой паствы мнения могут быть очень разными) устраивает патриархат, и им мало интересно, что кто-то от этого чувствует себя плохо или не реализует свое предназначение. Но это не значит, что все бесполезно.

Как следует из христианской традиции, священство является особым даром, особым служением, сакральным, которое было получено от апостолов Христа – первых священников, совершивших обряд рукоположения (хиротонии), передав таким образом Духа Святого своим преемникам, а те, в свою очередь, своим преемникам, и так было вплоть до настоящих времен. Поэтому, если женщины не рукополагались, то, стало быть, рассуждает церковь, Бог не дарует им священства. Только священнику даровано совершать таинства. Однако Таинство Крещения может совершить любой человек, в том числе и женщина. Здесь уже противоречие, ведь в акте Крещения тот, кто крестит, выполняет роль священника. Но все остальные Таинства, особенно такое важное, как Причастие, миряне не совершают. Имплицитно это может предполагать некий культ священников, такую привилегированную касту с особыми дарами.

У наших братьев-лютеран истинная церковь понимается как сообщество верующих. Пасторы выполняют роль наставников, но не обладают функциями посредника между Богом и верующим. Таким образом, проще разрешается и проблема с рукоположением женщин у большинства лютеран, ведь там, где минимум иерархии, женщинам проще внедриться в систему. Если этот вопрос пересматривать в нашей церкви, возможно, придется создавать новую церковь. В церковной идеологии все слишком взаимосвязано, убрав один кирпичик, можно разрушить все здание. Лютер начал с реформ, а в итоге старое пришлось отвергнуть и делать новое. По мнению этой конфессии, истинная церковь – сообщество верующих. А организация не имеет никакого духа, это просто каркас. У нас же организация есть истинный дух, и служители – носители духа.

Также заслуживает внимания мысль пастора Дмитрия Зенченко о Причастии. В Причастии священник как бы рождает ребенка. В его руках хлеб и вино делаются младенцем. Таким образом, в Таинстве он исполняет роль женщины.

Интересно, что запрет на священническое служение женщин хронологически связан с извращением понимания Евхаристии (Таинства Св. Причастия). Священник «рождает» Христа в Евхаристических Дарах. Он исполняет роль, которой недостает мужчинам, чтобы ощущать себя совершенно полноценно; ведь таким образом можно становиться женщиной, оставаясь в то же самое время мужчиной. Поэтому отстранение женщин от священства связано с защитой этой, быть может единственной для них и важной для многих, «ниши». [9]

И священник уподобляется Деве Марии, то есть он может родить ребенка без греха, в отличие от женщины. И Мария – единственная женщина, которая родила без греха. Таким образом, почитая Деву, он как бы отвергает всех других женщин – ведь они родили в грехе. Однако он этого требует от женщины. Требует выполнить ее предназначение – родить, чтобы продолжить род человеческий. (Конечно, справедливости ради надо сказать, что мужчины не всегда осознают подобные мотивы). Культ Девы Марии не разрешает этой проблемы. Ведь почитают ее, потому что видят в ней особую женщину, то есть не-женщину, сверх-женщину, подобную им, которой священники могут уподобиться в сакральном желании родить – безгрешным образом.