Даниил Мордовцев - Русские исторические женщины

– Это за то, – сказал государь: – что ты не отдал княжне решпекту и после танца не поцеловал ей ручки.

И провинившегося перед кесаревной танцора заставили опять выпить.

На святки двор переехал в Москву, а вместе с двором переехали в Москву и князья Ромодановские с кесаревной в свой роскошный дом. Здесь молодая девушка, по словам ее биографов, участвовала но всех удовольствиях двора и города: ездила к вдове царя Иоанна Алексеевича, Марфе Матвеевне, урожденной Апраксиной, которая приходилась ей теткой и жила в Измайлове; была в числе семи особ женского пола на ассамблее у Александра Григорьевича Строганова, богатейшего боярина тогдашней Москвы, и там танцевала под музыку хозяйского оркестра и участвовала в petits-jeux, затеянных генерал-прокурором Ягужинским, человеком вообще очень веселого нрава; праздновала последнюю зимнюю и свой девичью ассамблею в доме родительском, где был и царь Петр, и герцог голштинский, и весь двор; делала визиты, которые в то время совершались по вечерам, так как тогдашнее общество обедало рано, а после обеда ложилось почивать часа на два, на три, и, наконец, – была просватана, не без участия и содействия самого царя, за графа Михаилу Гавриловича Головкина, в то время еще сержанта гвардии, хорошо говорившего по-немецки.

Сам государь, принимавший такое горячее участие в судьбе княжны-кесаревны, указал свадьбе быть 8-го апреля.

Это была действительно кесарская свадьба. Царь принял на себя звание «маршала» свадьбы. Он же сам руководил и свадебным поездом в церковь, при таком церемониале: два трубача верхом, не трубившие; двенадцать шаферов верхом; царь в открытом кабриолете, шестернею, с большим маршальским жезлом в руке; жених в карете шестерней; затем весь поезд. Из церкви Петр отправился за невестой, и привез ее в таком поезде: два трубача верхом, игравшие марш; двенадцать шаферов, капитаны гвардии, на прекрасных лошадях в богатых чепраках и сбруях; сам Петр, верхом на превосходном гнедом коне, с жезлом в правой руке (чепрак и седло зеленые, шитые золотом); невеста, в карете, шестерней, а с ней подруги: Нарышкина, тогда невеста несчастного впоследствии Артемия Волынского, и Головкина, невеста князя Трубецкого; затем поезд дам. У самой церкви царь-маршал соскочил с лошади и сам отворил дверцу кесаревниной кареты. Невесту ввели в церковь под руки посаженые отцы – князь Меншиков и граф. Апраксин. Серебряные венцы были так тяжелы от множества брильянтов и жемчуга, особенно венец кесаревны, что его все время держали на руках, не опуская на голову девушке. В доме молодых Петр сам распоряжался всем – и отводом мест гостям, и рассаживаньем их по чинам. За дамский стол государь посадил молодую, по правую ее руку – посаженую мать, императрицу; по левую – женихову мать, княгиню Меншикову; подле императрица – сестру невесты, княгиню Черкасскую; подле Меншиковой – сестру жениха, генеральшу Балк, у середины стола, против невесты, дружка ее – Нарышкина; по обеим сторонам его – подруг невесты – Нарышкин; и Головкину; далее по обе стороны, дам по чинам. За мужским столом государь посадил: молодого; по правую его руку – посаженого отца, князя Меншикова; по левую – посаженого отца невесты, графа Апраксина; подле Меншикова – тайного советника Толстого; подле Апраксина – Салтыкова; против жениха – герцога голштинского; по правую руку его – цесарского посла, графа Кинского; по левую – прусского посла, барона Мардефельда; далее – прочих мужчин по чинам.

Сам Петр все время был на ногах, всем распоряжался, и находился в отличном расположении духа. Императрица, как бы сжалясь над ним, послала ему с камер-юнкером жареного голубя. Петр отошел к буфету и там, стоя на ногах, ел голубя из рук, с большим аппетитом. Первая перемена кушаний была, по обычаю, холодная; вторая – горячая. Увидев, что вторую перемену несут на стол гренадеры, Петр побежал к обер-кухмейстеру, ударил его маршальским жезлом, велел гренадерам с переменой возвратиться и передать блюда капитанам гвардии, которые и поставили их на столы. Герцогу и иностранным министрам государь подавал напитки собственноручно; прочим разносили шафера, капитаны гвардии.

После стола начались танцы, сначала церемониальные: дамы по одной стороне, кавалеры – по другой; музыканты заиграли род погребального марша; кавалер и дама первой пары, сделав реверанс соседям и друг другу, взялись за руки, оттанцевали тур влево и стали опять на свое место; то же, по очереди, повторили и все пары, без всякого такта. Затем следовали польские, менуэты и англезы. Молодая часто танцевала с герцогом; но первый менуэт торжественно прошла с мужем. Когда стемнело, перед домом зажгли фейерверк. В щите сияли две соединенные буквы Р и С, из белого и голубого огней, с надписью белым огнем – vivat, т. е. vivat princesse Catherine. Фейерверком тоже распоряжался сам Петр, все время бывший на дворе. После фейерверка – опять танец «прощальный». Пары связывались носовыми платками, и каждая, становясь по очереди первой, должна была изобретать фигуры, а прочие – подражать первой. Этот танец, начинаясь в зале, мог окончиться и в других комнатах, в саду, даже на чердаке, что зависело от коновода, т. е. прыгавшего впереди скрипача. Здесь коноводом был Петр. Он, с жезлом в руке, усердно прыгал и завел всех в спальню. Там, за столом, уставленным одними только сластями, усаживалась исключительно свадебная родня, не встававшая до тех пор, пока не доложат ей, что молодой совершенно пьян. Действительно, к одиннадцати часам молодой не стоял на ногах, и гости разъехались, выслушав от шаферов приглашение пожаловать завтра, в три часа пополудни, в дом князя-кесаря.

На другой день – опять пир. Когда, после стола, молодой, по обычаю, «пройдя через стол», сорвал венок над головой своей жены, и возвращаясь, хотел сесть на приготовленное ему место, по правую сторону кесаревны, Петр сказал ему по-голландски:

– Нет, постой, дочь кесаря должна сидеть на первом месте.

Молодые пересели. Тосты следовали один за другим с обычными церемониями. Петр, как маршал, прислуживал. Когда обед кончился, Екатерина Алексеевна и дамы пошли в другие комнаты, чтобы дать время подмести и убрать все в зале для танцев; а Петр с шаферами сел в соседней комнате обедать. После «церемонии танцев», т. е. танцев официальных, государыне вздумалось помучить стариков – канцлера и Долгорукова: она, танцуя в первой паре с герцогом голштинским, долго не прекращала танца, и старики страшно устали. Но тотчас же начавшийся англез обязал не только их, но и всех толстяков приготовиться к моциону. Государь и государыня, в первой паре, придумывали разные премудрости; Апраксин, Шафиров, Толстой и князь-кесарь, люди очень толстые, следуя за ними, едва переводили дух. Но первая пара была неумолима, и толстяки, обливаясь потом, полумертвые от утомления, валились на стулья. Развеселившийся государь пустил в ход штрафные бокалы. Пляска и попойка длились до одиннадцати часов вечера. Танцевали, впрочем, только те, которые были в башмаках. Императрица уехала первая, за ней вскоре государь, а потом и все гости.