Даниил Мордовцев - Русские исторические женщины

Этот первый любимец Елизаветы Петровны недолго, впрочем, оставался при дворе, где его место уже занято было более чем он счастливым соперником – Разумовским. Притом же Камчатка и физически и морально добила Шубина: он весь погрузился в набожность, дошедшую до аскетизма, и в 1744-м году просил увольнения от службы. Императрица согласилась на удовлетворение его просьбы. Прощаясь с человеком, который когда-то был ей очень дорог, она подарила ему драгоценный образ Спасителя и часть ризы Господней. Священные сокровища эти до сих пор хранятся в Работках в местной приходской церкви, как историческая память о дочери Петра Великого.

Но обратимся к отношениям, существовавшим между Елизаветой Петровной и Разумовским.

Выше мы заметили, что обстоятельства личной, индивидуальной жизни исторических деятелей бывают не менее важны, особенно в отношении биографическом, государственной и общественной их деятельности, деятельности, которая не всегда служит выражением личной самодеятельности, тем более царственных особ, а лишь отражает собой общий ход дел, общие потребности страны и времени или же коллективную деятельность правительства и общества.

Отчасти этого мнения мы держимся и в данном случае.

Вступив на престол 25-го ноября 1741-го года, Елизавета Петровна еще более приблизила к себе своего любимца Разумовского, сделала его действительным камергером, затем обер-егермейстером, а при торжестве своей коронации, 25-го апреля 1742-го года, возложила на него андреевскую ленту.

Счастье, так сказать, хлынуло потоком на любимца императрицы: викарий римской империи, курфирст саксонский, возвел Разумовского в графы римской империи, а Елизавета Петровна, не желая уступить в щедрости курфирсту, пожаловала своему фавориту графское достоинство Российской империи.

Это событие совершилось в многознаменательный день для Разумовского и для самой императрицы: в день пожалования Разумовского графом Российской империи, 15-го июня 1744-го года, Елизавета Петровна тайно обвенчалась с своим любимцем в Москве в церкви Воскресения в Барашах, что на Покровской улице.

Венчанье совершено было формально, и графу Разумовскому вручены были документы, свидетельствовавшие о браке его с коронованной особой: документы эти он хранит как святыню, пока уже престарелым стариком не пожертвовал этой великой для него памятью, чтобы имя его царственной супруги осталось неприкосновенным перед людским судом.

После брака императрица пожаловала своего супруга званием генерал-фельдмаршала, несмотря на то, что он не был ни в одном походе.

От этого-то брака и родилась принцесса Августа, известная под именем княжны Таракановой, а умершая под именем инокини Досифеи.

Первое время после брака граф Разумовский жил в одном дворце с императрицей, а потом для него выстроен был особый дворец, известный ныне под именем Аничкова.

Казацкая хатка в селе Лемешах и царский дворец в Петербурге – все это отдает чем-то легендарным, мифическим.

Но бывший казачонок и лемешкинский певчий умел держать себя на новой высоте своего положения: хотя всем были известны отношения его к императрице, однако, он имел столько такта и деликатности, что старался скрывать это и спасать от несправедливых толков имя своей царственной супруги. Честный и мягкий по природе, он не загордился, не забылся на своей недосягаемой высоте, а был со всеми ласков, услужлив, предупредителен, не то, что, например, Бирон. Со своими громадными богатствами он постоянно делал добро и тем вызывал новую и более задушевную привязанность подданных к императрице, перед которой он был первый ходатай за всех бедных, несчастных и притесняемых. Если он узнавал, что кто-нибудь из достойных участия, но совестливых людей нуждался в деньгах, он приглашал его к себе на банк и с умыслом проигрывал ему сумму, в которой тот нуждался или которая могла спасти несчастного.

Но излишняя страсть к вину и хмельное казацкое поведение несколько охладили к нему привязанность императрицы.

Любимцем Елизаветы Петровны, впрочем, весьма на короткое время, сделался Никита Афанасьевич Бекетов. Но это был метеор, который скоро исчез из глаз и из памяти Елизаветы Петровны.

В 1750-м году Бекетов был еще кадетом сухопутного корпуса. Он был очень красив и ловок. Начальник кадетского корпуса, князь Юсупов, завел там театральные представления, и кадеты разыгрывали трагедии Вольтера и Сумарокова, а всех больше пленял собой кадет Бекетов. Известный актер Волков, основатель русского театра, говорил однажды знаменитому Н. А. Дмитревскому – трагику: «увидя Бекетова в роли Синава, я пришел в такое восхищение, что не знал, где я был – на земле или на небесах; тут во мне родилась мысль завести свой театр в Ярославле». Это и был первый русский театр. Елизавета Петровна, узнав о достоинстве кадетской труппы, приказала играть актерам при дворе, и так их полюбила, что театр из дворцовой залы переведен был во внутренние ее покои. Императрица забавлялась костюмировкой актеров, заказывала им великолепные наряды и убирала их своими драгоценными камнями. Однажды она увидела на сцене спящего Бекетова, и так им пленилась, что в ту же минуту приказала играть музыке, не опуская занавеса, а после спектакля пожаловала молодого кадета сержантом. Так рассказывает Бантыш-Каменский. С этого времени началось счастье для Бекетова: современники говорили, что ему «счастье во сне пришло». Начались великие милости императрицы: вне театра на Бекетове появились драгоценные бриллиантовые застежки, перстни, часы, дорогие кружева и все необходимое для комфорта. Вскоре получил он чин подпоручика, произведен в армию премьер-маиором, назначен «генеральс-адютантом» к графу Разумовскому и немедленно потом произведен в полковники, несмотря на то, что только шесть месяцев назад был кадетом.

Разумовский, впрочем, не боялся потерять милость императрицы, не ревновал ее ни к кому, а напротив, сам приставил к Бекетову в помощь И. П. Елагина, жена которого при императрице была одной из самых доверенных камер-фрау. Она-то и доставляла двадцатидвухлетнему Бекетову деньги на наряды и прочее. При дворе со дня на день ожидали падения фаворита императрицы, всесильного П. Ив. Шувалова. Разумовский покровительствовал Бекетову особенно для обессиления графов Шуваловых, с коими был не в ладах; но Шуваловы перехитрили: П. Ив. Шувалов, вкравшись в доверие Бекетова, дал ему притиранье, которое, вместо белизны, навело угри и сыпь на лицо его. Тогда жена графа, известная нам Мавра Егоровна, урожденная Шепелева, пользовавшаяся особой любовью императрицы еще до вступления ее на престол, посоветовала государыне удалить Бекетова, как человека подозрительной нравственности, развратного и зараженного, – и Бекетов удалился. Императрица, уехав на несколько дней из Царского Села в Петергоф, приказала Бекетову оставаться в Царском Селе под предлогом болезни. Он, пораженный горем, с отчаяния впал в горячку и едва не лишился жизни. По выздоровлении он снова явился ко двору, но прежней милости уже не было, и он должен был удалиться от двора навсегда.