Даниил Мордовцев - Русские исторические женщины

Не много, кажется, времени прошло с тех пор, как появилось первое поколение женщин XVIII века, женщин петровской эпохи, а потом второе поколение женщин этой же эпохи и следующей за ней, женщин времен Екатерины I, Анны Иоанновны, Бирона; однако, уже целая бездна разделяет женщин первого и второго поколений от третьего.

Женщины первых двух поколений хорошие танцорки, искусные интриганки, иногда блестяще, по тому времени, воспитанный, прекрасно говорящие на разных языках; но ни одна из них не умеет на письме толково выразить свой мысль, грамматически не может связать двух слов. Анна Монс и Екатерина I, пользовавшиеся любовью преобразователя России, писать совсем почти не умеют, особенно последняя; светлейшая княгиня Дарья Михайловна Меншикова тоже пользуется секретарскими услугами своей сестры, Варвары Михайловны Арсеньевой, грамматические познания которой также не очень обширны, это женщины первого поколения преобразованной России. Второе поколение женщин писать умеют – но как? Образчики этого письма представляют нам письма «Маврутки» Шепелевой к великой княжне Елизавете Петровне, письма княжны Юсуповой к Анне Юленевой – кузнечихе, письма, наконец, Александры Салтыковой, урожденной княжны Долгорукой, к всесильной Матрене Балк: это хуже литературы каких-нибудь горничных.

«Маврутка» Шепелева, придворная особа, приближенное к цесаревне Анне Петровне, супруге герцога голштинского, лицо, живя с герцогиней в Киле, пишет интимные письма в Россию к цесаревне и будущей императрице Елизавете Петровне таким невообразимым языком:

«Великая государыня цесаревна Элизабет Петровна! Донашу я вашему высочеству, что их высочество, слава Богу, в добром здравье. Поздравляю вас тезоименитством вашим, дай Боже вам долгие лета жить, и чтоб ваша намерение оканчалась, которо у нас в Кили, и в всяко ваша намерение оканчалось. Еше ш данашу я вашему цесарскому высочеству, что приехал к нам принц Орьдов и принц Август. Матушка цесаревна, как принц Орьдов хорош! Истинно я не думала, чтобы он так хорош был, как мы видим; ростом так велик, как Бутурлин, и так тонок, глаза такие как у вас цветом и так велики, ресницы черные, брови темнарусия, воласи такия как у Семона Кириловича, бел, немного почернее покойника Бышова, и румянец алой всегда в щеках, зуби белии и хороши, губи всегда али и хараши, речь и смех так как у покойника Бышова, асанка находить на асудареву асанку, ноги тонки, потому что молат, 19лет, воласи свои носить, и воласи на паес, руки падят очинь на Бутурлини, и в Олександров день полажила на нево кавалерию цесаревна», и т. д.

Подумать можно, что пишет какой-нибудь солдат из полка в деревню.

Александра Салтыкова, урожденная княжна Долгорукая, находившаяся как мы видели, в родстве с царским домом, пишет ко двору, к генеральше Балк:

«Гасудараня мая матрена ивановна многолетно здравствуй купно со вееми вашеми! о себе моя гасударапя донашу, еще в бедах своих зживыми обретаюся…. Пача веево вас прошу, изволте меня садержать по своему обещанию верно такош где вазможно упоминать вь миласти ее величеству, гасударыне циа, вчем ва миласть вашу безеумненой надежду имею, такош прашу матушка мая извольте камне писать протсранней, что изволите услышит в деле моем какое будет со мной миласердие и какую силу будет спротивной стараны делать, а я надеюса что ви извесны от егана нашева желания и ежели миластиво будет решение на нашу суплику, то надеюса вас скоро видеть. Остаюсь вам верная до смерти александра. Прошу от меня покланитца се миласти анне ильинишьне».

Читая это писание, можно подумать, что это горничная пишет своей барыне, и притом горничная не благовоспитанная. А оказывается, что это деловое письмо одной придворной особы к другой придворной особе, – одним словом, это пишет княжна Долгорукая к ближней особе императрицы Екатерины Алексеевны.

И вот, в следующем, третьем поколении этих женщин являются уже писательницы: они идут в уровень с литературой своего времени; они завоевывают себе место в истории русского просвещения и приобретают историческое бессмертие.

Так спасительно было удаление из русского общества тлетворного духа дворцовой интриги, борьбы из-за места, из-за власти, из-за «времени».

Мы уже познакомились с одной из женских личностей третьего поколения русских женщин XVIII века, с первой русской писательницей Сумароковой-Княжниной.

Но если явилась первая, то должна была явиться и вторая.

Этой второй была Александра Федотовна Ржевская, родная сестра бывшего потом фельдмаршалом графа Михаила Федотовича Каменского.

Новиков говорит, что девица Каменская «является на поприще российской словесности почти современной Екатерине Александровне Княжниной».

Замечательно, что появлению женщины на литературном поприще способствовало влияние образовывавшихся в то время литературных кружков, интересы которых, по счастью, вращались вне того заколдованного круга, в котором, как белка в колесе, билось высшее русское общество первой половины XVIII столетия, вне круга дворцовой интриги, выискиванья мест, подкапыванья под друзей и недругов, вне круга заговоров для личной выгоды, а не для выгоды страны.

Литература сразу поставила себя выше этих дрязг и, отвернувшись с презрением от Тредьяковского, хотевшего, во что бы то ни стало, втереться в этот заколдованный круг, выделилась в особый кружок, удалилась в свою маленькую нравственную территорию, на свой мифологический Парнас, и горячо рассуждала там о греческих богах и богинях, о «дактилях» и «ексаметрах».

Литераторы явились хотя робкими, но честными борцами прежде всего за русское слово, за его чистоту, а потом и за идею правды и добра, за чистоту человека.

Оттого двор императрицы Елизаветы Петровны и отнесся к ним сочувственно, как к людям умным и честным, не вмешивавшимся в политику, которая тогда понималась так узко.

Общество литераторов стало привлекательным, заманчивым. Лучшие люди потянулись в этот лагерь.

Неудивительно, что потянулась туда и женщина, наиболее сочувственно отзывающаяся на всякое живое и доброе дело.

Девицу Каменскую мы видим в обществе Сумарокова и в некотором товариществе с его любимой дочерью «Катинькой», первой русской писательницей.

Неудивительно, что влияние кружка Сумароковых сделало и Каменскую писательницей.

Как «Катинька» Сумарокова вышла замуж за литератора Княжнина, так и Каменская нашла себе мужа в литературном кружке, в лице Алексея Андреевича Ржевского, принадлежавшего к числу хороших знакомых Сумарокова.

Ржевская, подобно Сумароковой, начала рано писать. Стихи ее помещались в тогдашних журналах и привлекали общее внимание людей, начинавших интересоваться чтением, начинавших учиться пониманию общественных интересов.