Джузеппе Боффа - История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг.

Советские люди сражались на родной земле. О передвижениях противника сообщали разведчики-добровольцы. Будучи крупным транспортным узлом, столица стала мощным перевалочным пунктом между тылом и фронтом, а также между разными участками самого фронта, что позволяло советскому командованию быстро перебрасывать резервы из одного пункта в другой. В этом и крылись причины успеха, а успех этот был для советских людей необходимым условием выживания и имел психологические последствия, не менее важные, чем стратегические. В процессе накопления тех политических и технических ресурсов, которым в конечном счете суждено было решить исход войны, битва под Москвой сделалась поворотным пунктом. Битва под Москвой, записал потом Эренбург, не была военным эпизодом, она многое предрешила.

Советский народ ожесточился в душе, как происходит с народами, задетыми в чем-то самом сокровенном. Это ожесточение усилилось еще больше, когда в ходе первых наступлений взорам солдат стали открываться дотла сожженные деревни, трупы людей, повешенных на деревьях, рвы, заполненные изуродованными телами, — истинная картина нацистской оккупации. В армии намечались позитивные перемены: некоторые соединения демонстрировали уже не только отвагу на поле боя, но и владение тактическими и организационными принципами, соответствующими требованиям современной войны. Лучшим частям стали присваивать звание «гвардейских»: начинание, впервые примененное во время боев за Смоленск, получило широкое распространение после битвы за Москву[44]. Увеличилось число награжденных солдат и офицеров. Появились новые генералы. 13 декабря в «Правде» были напечатаны портреты тех, кто командовал наиболее крупными соединениями, отстоявшими Москву. В числе прочих фигурировали два имени, которым суждено будет стать знаменитыми: Жуков и Рокоссовский.

Советским войскам еще не хватало новейших видов вооружения, но те, что были применены под Москвой, отлично зарекомендовали себя. Танки Т-34 воевали с первых дней войны, но число их было слишком невелико. Включение нескольких десятков таких машин в состав танковых бригад, контратаковавших колонны Гудериана под Мценском, сразу повлияло на ход сражения. Обнаружив, что по тактико-техническим данным они превосходят немецкие танки и неуязвимы для их пушек, немецкий генерал послал в Берлин встревоженное донесение. Позже он записал: «Превосходство материальной части наших танковых сил... теперь перешло к противнику»[45]. Свою эффективность продемонстрировали также новые реактивные минометы, знаменитые «катюши». Первая отдельная их батарея уже была использована в июле в боях за Смоленск. Однако вначале в целях секретности их применение было обставлено такими мерами предосторожности, что сам этот вид оружия оказывался маломаневренным. /49/ Под Москвой же реактивные установки впервые появились в таком большом количестве (несколько сотен штук), а эффект от их залпов оказался настолько действенным, что стала ясна целесообразность их дальнейшего массированного применения[46].

Именно потому, что причины поражения германской армии не были случайными, конец года, который должен был стать годом великого триумфа Гитлера, окрасился для него в зловещие тона. «Миф о германской непобедимости кончился», — записал Гальдер в Берлине[47]. Стратегия «блицкрига», служившая стержнем всего плана нападения на СССР, на этот раз дала осечку: высшее германское командование обнаружило, что настоящая война только начинается. Гитлер выместил злобу на своих генералах. Он произвел массовые замены в руководстве верховного главнокомандования вермахта и командования Восточным фронтом. Верховное главнокомандование вермахтом он возложил на самого себя. На протяжении последующих месяцев немецкие солдаты и офицеры с трудом смогли избежать участи наполеоновской «Великой армии» — в декабре такая угроза по-видимому, висела над ними — и сохранить боеспособность. Но их спесивая самоуверенность лета 1941 г. была утрачена навсегда.

В те же самые дни, когда под Москвой развивалось контрнаступление советских войск, нападение японцев на Пёрл-Харбор вовлекло во вторую мировую войну Соединенные Штаты Америки. Англо-советско-американская коалиция, как мы увидим в дальнейшем, обрисовалась с первых же недель немецкого вторжения в СССР. То был один из ободряющих факторов, о котором Сталин напомнил соотечественникам в своих ноябрьских выступлениях. В декабре- Гитлер и Муссолини вступили в войну с Соединенными Штатами на стороне Японии. В частном разговоре Сталин, посмеиваясь, комментировал: «Интересно, какими силами и средствами гитлеровская Германия собирается воевать с США? Для такой войны она не имеет ни авиации дальнего действия, ни соответствующих морских сил»[48]. Каким бы мучительным испытаниям ни суждено было в дальнейшем подвергаться отношениям между союзниками, великая антифашистская коалиция становилась реальным фактом. Разгром гитлеровцев под Москвой отрезвляюще подействовал на потенциальных союзников Германии по агрессии против СССР. Такие страны, как Япония и Турция, которые ранее не отказались бы от участи в разделе остатков Советского Союза, теперь предпочитали выжидать и, прежде чем ввязаться в авантюру, хотели убедиться, к кому будет благосклонней военная фортуна. Так благодаря стойкости СССР соотношение мировых сил за считанные месяцы претерпело глубокие изменения в его пользу.

После одержанной в боях за столицу победы дела Красной Армии пошли отнюдь не так благополучно, как надеялись некоторые /50/ деятели, и в том числе сам Сталин. Немцы были отброшены от Москвы, и Генеральный штаб перешел к планированию генерального контрнаступления[49]. Сталин решил, что настал час решающего удара. Для этого, на его взгляд, необходимо было, не давая немцам передышки, теснить их все дальше на запад, заставить вести бои в суровых зимних условиях и израсходовать все резервы до весны. Таким образом, они будут обессилены к наступлению теплого времени, когда советские войска, напротив, получат новые подкрепления. В этом случае 1942 г. будет годом полного разгрома нацистов[50]. Идея насчет необходимости не давать покоя противнику была верной. Однако план был чрезмерно оптимистичным, в частности это выражалось в явном занижении немецких ресурсов.

Сталин изложил свои концепции в письме командующим фронтами и армиями. В этом важном документе фигурируют две идеи, созревшие в ходе первой фазы войны. В дальнейшем эти две идеи лягут в основу разработки всех советских наступлений. Во-первых, эти наступления должны осуществляться с помощью ударных группировок, создающих значительное превосходство сил над противником на участке, избранном для нанесения удара, и, следовательно, способных прорвать вражескую оборону на всю ее глубину. Во-вторых, пехоту на участке наступления не следует посылать на штурм вражеских укреплений, если предварительно здесь не сосредоточена артиллерия. Артиллерия призвана не только подготавливать атаку пехоты, но и непрерывно сопровождать и прикрывать ее, дабы избегать «бессмысленных жертв». Поступать иначе, писал Сталин, было бы «преступлением»[51]. Однако на практике он отбрасывал эти мудрые идеи, санкционируя план генерального наступления, которое должно было привести в движение весь советско-германский фронт с севера до юга. Главный удар предусматривался по-прежнему на западном от Москвы направлении с целью уничтожения группы гитлеровских армий «Центр». Одновременно намечалось деблокировать Ленинград, а на юге освободить от немцев Харьковскую область, Донбасс и Крым[52].