Робер Фоссье - Люди средневековья

Эта зелень по преимуществу росла на «пустых» землях, то есть пастбищах, за использование которых хозяин мог взимать или не взимать плату. Под серп шло то, с помощью чего можно было выстелить подстилку в хлеву, разжечь огонь, сделать навоз гуще, а также лекарственные растения, достоинства которых были бесспорны: капуста применялась от болей в печени, лук — от ревматизма, кресс-салат — от укусов насекомых, петрушка — от лунатизма, бобы — от проказы, а чечевица — как афродизиак; ну и довольно! Занимались всем этим женщины, порой даже дети; мужчина вмешивался, лишь когда решали выкосить траву на большой площади, чтобы подготовить «альпийский луг» для перегона скота, или привести туда стада для дополнительного выпаса после леса; впрочем, мы уже в средиземноморской зоне, где маквис непроходим, а гаррига слишком бедна. Не то чтобы там не было ни одной «лужайки» или «покосного луга», которые давали бы сено для скота; но их содержание обходилось дорого, поскольку за качеством травы приходилось следить, и поэтому такими «лугами» владели лишь самые богатые; коса же принадлежала косарю. Эти участки огораживали, время от времени вспахивали, на них разводили какие-то овощи или сажали фруктовый сад с деревьями, какие лес заглушал бы, малину и смородину, такие нежные деревья, как персик или абрикос. Но сад ( jardin) оставался частью пейзажа сеньориального владения, местом забав, отдыха, встреч в стенах самого замка или во дворе бюргерского особняка. Удивляться ли этому, если даже нас сильное возбуждение или стресс побуждают «выбраться на природу»?

Виноград — случай особый. Если человек возделывает «свой» виноградник и пьет «свое» вино, это и сегодня считается признаком высокого социального положения. Кропотливость виноградарского труда, даже «искусство», которое обнаруживают в нем, совершенно особые подходы, каких требует это растение, — все это побуждало виноградаря презирать плугаря или пастуха, двух человек, которым вход в виноградник был запрещен. Если в городе говорили, что кто-то имеет владения внутри городских стен и за ними, под этими владениями подразумевался виноградник. Задолго до того, как христианский ритуал возвел вино в достоинство одного из видов причастия, оно стало символом радости, общения, а также здоровья; им сопровождали сакральные танцы, праздничные пиры, благочестивые возлияния; им отмечали прием путника или гостя, возвращение роженицы в общество, подписание договора. Естественно, все знали, что его чрезмерное потребление может повлечь тяжкие последствия: среди персонажей фаблио есть пьяницы, да и среди сильных мира сего хватало тех, кто пил не в меру, как (и я уже это говорил) Филипп Август, знаток этого дела, или Карл Смелый, не умерший от цирроза только потому, что погиб на войне. Правда, как я уже отмечал, поглощение почти двух литров в день, должно быть, компенсировалось низким содержанием спирта. Что касается неприятия вина в мусульманском мире, поскольку этот напиток разобщает тело и душу правоверных, на это намекают разве что христианские хроники, написанные на Востоке.

Традиция упорно приписывает римлянам привоз винограда в Галлию. Данные антракологии показывают, что это растение здесь знали задолго до Цезаря, но, вероятно, не находили ему рационального применения. Латинские агрономы хорошо описали оптимальные условия с точки зрения почвы, внешних воздействий, температуры, которые наиболее благоприятны для него и при которых он действительно дает лучший урожай. Но в средневековье виноград знали и выращивали везде, от Шотландии до Сицилии и даже до Скандинавии. Иногда всерьез утверждают: мол, подобная вездесущность объясняется тем, что священник пил вино из кубка в момент совершения евхаристии, даже тогда, когда мирян перестали причащать под двумя видами. Разумней допустить, что развитие виноградарства далеко от земель, лучше всего для него подходящих, связано с низким качеством нефильтрованной воды, какую предлагали любому и оставляли для кухонных нужд, даже там, где конкуренцию вину могли составить пиво, сидр или грушовка, как я напоминал только что. Вино возвели в ранг символа власти и престижа, сначала среди самых богатых, затем повсюду. Понадобилось немало времени, чтобы забота о выборе саженцев или развитие вкуса заставили отказаться от такого виноградарства в экстремальных условиях; в то время, уже в XIV–XV веках, распространились «крепкие» вина, отныне в основном красные.

Что касается виноградарского труда, он занимал мужчину и даже его семью круглый год, пусть современного понятия «деревня виноградарей» могло и не существовать. От одного сбора урожая до другого нужно было окучивать лозу, унавоживать ее, подрезать, делать отводки; ставить подпорки для тяжелых веток; обрабатывать междурядья и пропалывать их; удалять лишние побеги и прореживать. Когда же наставало время сбора, в момент, избранный Природой, объявляли «бан», мобилизуя все рабочие руки в деревне, и прежде всего их бросали на виноградник хозяина, но после того, как он сбыл оставшееся от прошлого урожая. Ведь вино не хранилось; методы виноделия мы знаем довольно плохо, но, можно полагать, они уступали современным. Напиток старались сбыть как можно быстрей, даже mère-goutte , то есть первый сок, полученный еще до того, как выжимка винограда ногами закончилась, или «вержюс», вино первого отжима, но кислое и применявшееся для добавления в рассол. Розлив вина в бочки и отправка его на рынки, если всю продукцию не потребляли на месте, — причины, по которым виноград чаще всего выращивали на берегу воды, реки или моря: это облегчало перевозку вина в бочках, прочность которых считали недостаточной, чтобы выдержать тряску сухопутных дорог.

Таким образом, труд, какого требовало это растение, предполагал человеческое окружение и материал высокого уровня: шпалеры, если кусты должны были ползти вверх, подпорки во всяком случае, бочки и бочонки, террасы на склонах, фруктовые деревья для зацепки усиков, если «комплан» предполагал это, крепкие ограды для защиты от грызунов, бдительные сторожа для защиты от бродячих собак и воров. Всё это в совокупности стоило дорого, способствовало росту цен, питало сеньориальный фиск, и в результате виноградник и вино в средневековой экономике и повседневной жизни получили тот же ранг, что и зерно.

Жил ли первобытный человек на деревьях, как его «низшие» братья — обезьяны? Или он ограничивался тем, что использовал лес для получения пищи или укрытия? Вот что почти не волновало «людей средневековья», для которых вопрос об истоках был скрыт в длани Божьей. И все же несколько тысяч лет «истории» не могли изгладить след сотен миллионов других: дерево осталось непременным спутником человека; там, где деревьев не хватало, уже не было «нормальной» жизни, и даже пастух-кочевник перемещался от оазиса к оазису — конечно, чтобы найти воду, но и деревья тоже.