Владислав Петров - Всякий, даровитый или бездарный, должен учиться… Как воспитывали детей в Древней Греци

Киносарг был гимнасием не вполне обычным: в него для занятий допускались и неполноправные жители по лиса; прежде всего речь идет об иностранцах — метеках. Следовательно, можно допустить, что до того, как там обосновался Антисфен, Киносарг не пользовался большой популярностью среди афинских граждан, склонных к снобизму и гордых своей исключительностью. Однако философская школа Антисфена резко изменила ситуацию. Послушать киников, утверждавших, что смысл жизни состоит в достижении свободы от условностей, и порой понимавших это освобождение буквально, стекалась масса народа. Одни воспринимали их речи как курьез: киники упрямо доказывали, что письменность омертвляет знание, а культура, образование и воспитание — это зло, отвращающее людей от нормального бытия. Другие видели в их призывах к естественности указание на путь, по которому должен развиваться человек. В чем точно нельзя отказать киникам, так это в стремлении освободить человека от любых догм и утвердить безусловную свободу человеческой личности.

Из киников наибольшую известность приобрел ученик Антисфена — Диоген Синопский (ок. 412–323 до н.э.), весьма склонный к эпатажу добропорядочной греческой общественности. Он неуклонно следовал всем киническим принципам, довел свое упрощение до абсурда и благодаря этому стал героем многочисленных легенд. Одна из самых распространенных повествует о проживании Диогена в бочке. Его тезка Диоген Лаэртский рассказывает: «Увидев однажды, как мальчик пил воду из горсти, он выбросил из сумы свою чашку, промолвив: “Мальчик превзошел меня простотой жизни”. Он выбросил и миску, когда увидел мальчика, который, разбив свою плошку, ел чечевичную похлебку из куска выеденного хлеба» {141} 141 «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», VI, 2. . Так вот, Диоген, явившись в Коринф и обосновавшись в местном гимнасии Крании, пользовался такой славой, что послушать его приезжали правители окрестных государств, а Краний приобрел бешеную популярность. По утверждению Диогена Лаэртского, среди желающих побеседовать с киником был и Александр Македонский. В изложении древнего историка визит повелителя мира к знаменитому остроумцу выглядит так: «Когда он грелся на солнце в Краний, Александр, остановившись над ним, сказал: “Проси у меня, чего хочешь”. Диоген отвечал: “Не заслоняй мне солнца”» {142} 142 Там же. .

Третий гимнасий, давший свое имя философской школе — Ликей, — был основан в восточной части Афин по соседству с храмом Аполлона Ликейского (чему сам гимнасий и обязан названием) по меньшей мере за несколько десятилетий до того, как в нем обосновались греческие любомудры. Известно, что еще Сократ был завсегдатаем Ликея, а он принял яд по приговору суда в 399 году до н.э. — за шестьдесят четыре года до основания философской школы. Ликей был, можно сказать, одним из самых респектабельных гимнасиев доэллинистической эпохи. И Аристотель, надо полагать, совсем не случайно именно там в 335 году до н.э. собрал своих единомышленников.

До этого Аристотель двадцать лет был верным учеником Платона, однако же не во всем согласным с учителем. Вспомним приписываемое ему высказывание: «Платон мне друг, но истина дороже». Правда, ничего подобного Аристотель не произносил, но дыма без огня не бывает — крылатая фраза верно описывает разногласия, которые наметились у него с Платоном и Академией. К тому же обстоятельства сложились так, что вскоре после смерти Платона царь Филипп II Македонский пригласил его в качестве наставника своего сына Александра, будущего величайшего полководца древнего мира. Царь знал философа еще мальчиком: отец Аристотеля был лекарем царя Аминты III — отца Филиппа. Когда через семь лет, в 336 году до н.э., после восшествия Александра на престол, Аристотель вернулся в Афины, выяснилось, что пути его и Академии окончательно разошлись.

Впрочем, это не означает, что опыт созданной Платоном школы Аристотель полностью отверг: процесс обучения в Ликее в те двенадцать лет, пока им руководил Аристотель, был организован по образцу Академии. Не изменился даже способ чтения лекций — Платон имел привычку говорить, прогуливаясь с учениками под крытой колоннадой, окаймлявшей гимнасии, и Аристотель эту манеру перенял: он даже с юным Александром Македонским занимался во время променадов. По этой причине Аристотеля с последователями прозвали перипатетиками (от. греч. περιπάτεω — «прохаживаться» и περιπάτεως — «крытая галерея»), а сама школа вошла в историю философии под названием перипатетической. Хотя, конечно, логичнее так было бы назвать Платона и его учеников-«академиков»…

Впрочем, было и еще одно отличие, которое при Аристотеле проявилось в жизни Ликея, может быть, не столь явно, но зато в последующее время оказало революционное влияние на организацию обучения вообще. Речь идет о разделении научной деятельности и передачи накопленных знаний — до этого занятия наукой и процесс обучения были затянуты в тугой узел. Именно у Аристотеля появилась идея о создании учебных программ, которые можно тиражировать и применять в самых разных школах. При этом он выделял в образовании четыре ступени. Сначала человек должен был получить начальные знания — научиться чтению, письму, арифметике, рисованию, музыке, гимнастике, умению логически мыслить. Затем следовало изучать естественные науки, математику, философию, историю. Следующая ступень образования включала знания, без которых невозможна высоконравственная жизнь в семье и обществе. Замыкали цепочку познания в риторике и поэтике, необходимые для общественной деятельности и личного творчества.

Вклад Аристотеля в постижение человечеством мироздания уникален. В его сочинениях «Метафизика», «Физика», «Политика», «Органон», «Поэтика», «Риторика» и других суммированы достижения современных ему естественных наук, разработано эстетическое учение, определены основы формальной логики, высказаны ценнейшие идеи об инструментах познания, выдвинута теория аргументации — всего не перечесть. Но самое удивительное: текстологический анализ показал, что — по крайней мере, в отдельных фрагментах — эти сочинения представляют собой конспекты лекций, записанные, возможно, даже не самим Аристотелем, а его учениками, кое-где даже сохранились прямые обращения преподавателя к слушателям. Таким образом, у нас возникает возможность при некотором напряжении воображения стать свидетелями учебного процесса и реконструировать речь учителя под колоннадой Ликея.