Леонард Гендлин - Исповедь любовницы Сталина

Изуродованный Заковский:

— С большим удовольствием, по всем статьям она останется довольной. Уверяю, вас, гражданин Сталин, что когда она выйдет из моей камеры, гример ей больше не понадобится, вместо танцев О. В. будет ползать.

Сталин:

— Последнее желание приговоренного к смерти является для всех законом.

Лепешинская опустилась на колени:

— Пощадите!

— Вячеслав Михайлович, как нам поступить с талантливой артисткой? Подарим ее Заковскому или Густову? Он тоже готов в последние часы побыть с ней.

Молотов:

— Мне кажется, что сегодняшнюю ночь Ольга Васильевна запомнит на всю жизнь. Я предлагаю отправить ее домой. Завтра она танцует главную партию в балете «Светлана».

Сталин не унимался:

— А как же быть с просьбой Заковского?

— Рекомендую посадить к нему в камеру Олега Густова.

— Согласен с вами, им есть о чем побеседовать.

Берия распорядился отправить подследственных в камеры. Вожди тяжело поднялись, стали разминать кости. Л. П. подошел к Лепешинской:

— О. В., вам придется дать расписочку о неразглашении.

— Теперь ты будешь умней? — спросил Сталин.

— Да, И. В. Сегодня я поняла больше, чем за всю прожитую жизнь.

Я заболела. Врачи велели соблюдать постельный режим. Меня навещали Маленков, Поскребышев, Буденный, Жемчужная, Хазан. О здоровье справлялся подозрительный Сталин. Он прислал цветы, фрукты, сладости, вино, книги.

Я понимала, что принудительный вызов на допрос Заковского, Густова, Лепешинской еще одно напоминание о непоколебимой власти самодержца.

Радио передало траурное сообщение о смерти вдовы Ленина. Утопая в венках, Крупская лежала на постаменте в Колонном зале Дома Союзов. Похороны состоялись на Красной площади. Гроб несли Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин. Во время траурного митинга у Сталина был удрученный вид.

Я стояла на трибуне рядом с актерами Художественного театра. Чтобы рассеять тоску, писатель Катаев рассказал, что летом 1921 г. в Горки приехал Бернард Шоу. Его сопровождала миллионерша леди Астор. Ленин представил им Надежду Константиновну Крупскую. Замявшись, Шоу спросил: «Господин Ленин, простите меня за любопытство, с этой милой дамой вы прожили сколько лет?» К счастью, Крупская вышла готовить ужин. Не растерявшись, В. И. Ленин умело перевел разговор… на положение рабочих в Англии. Потом Шоу писал «…про эту странную философию господина Ленина».

В Кремле открылся XVIII съезд ВКП(б). В тот мартовский день плаксивое небо, затянутое хмурыми тучами, глядело на черную, насквозь промокшую землю и словно оплакивало ее. Грязные струйки лениво змеились по мутным стеклам.

Сталин — снова победитель. Его появление зал встречал получасовым ликованием. Уверена, что миллионы граждан многострадальной России не задумывались над тем, что ОН за человек и что ОН из себя представляет. Русские люди с первого дня рождения привыкли покоряться, раболепствовать, пресмыкаться, безоговорочно выполнять чужую волю.

В кулуарах встретила постаревшего лет на 20 Ежова. Незаметно он сунул мне в руки сложенный листочек папиросной бумаги. В уборной прочла его записку: «Навсегда прощаюсь с Вами. Не осуждайте, знаю, что виноват. Помогите Тоне преодолеть надвинувшееся на нее горе. Записку уничтожьте…» Ежова больше не видела. Поскребышев рассказал, что он прошел через «конвейер» Лубянки, потом его расстреляли.

Съезд закончился 21 марта. Большинство делегатов, примерно третья часть, оказались «вредителями», «террористами», «агентами воинствующего империализма», «убийцами». Сталин назвал их «реставраторами капитализма». Я умышленно поставила кавычки, потому что во многом сомневалась.

В гости пришла пухленькая Тоня Ежова. Меня испугала ее фанатичность, она выглядела помешанной. Не успев захлопнуть двери, она громко сказала:

— В. А, разрешите с вами серьезно поговорить?

— Тоня, — ответила я, — вряд ли вам следует открывать душу мало знакомому человеку.

— Вы не правы. Коля к вам хорошо относился. Теперь его изолировали, я не знаю, где он находится, что ему инкриминируют, что от него хотят, в чем он замешан. Если даже Н. И. в чем-то виноват, я все равно не отрекусь от партии. Для меня партия — цель и основа жизни. А товарищ Сталин есть и будет высшим земным существом. Что бы со мной ни случилось, он для меня — земной Бог.

Она болтала до самой ночи. Мне говорили, что Берия допрашивал ее с пристрастием. В конце сороковых годов Антонину Ежову видели на Колыме, она работала в культурно-воспитательной части.

В субботу позвонил Шолохов:

— Специально приехал, чтобы с вами повидаться.

— Времени свободного почти нет.

— Я приеду к вам через час.

«Тиходонец» принес палехские шкатулки, которые начали входить в моду, и роман «Тихий Дон» с авторской надписью: «Вере Александровне Давыдовой — за Аксинью. С благодарностью Михаил Шолохов». Михаил Александрович закурил, собираясь с мыслями, сказал:

— В. А., вы долгое время. дружили с писателем Б. Пильняком. Я слышал, что на протяжении десятилетий он вел дневник, у него было множество блокнотов, записных книжек. За одно ознакомление, прочтение в вашем присутствии я готов заплатить любой гонорар.

— Бориса Андреевича нет в живых, не стоит кромсать его имя. Что вас привело ко мне? М. А., мы никогда не были друзьями, я не забыла учиненный вами скандал в Большом театре в день премьеры «Тихого Дона».

— Я готов искупить свою вину.

— Для чего вам понадобился дневник расстрелянного писателя?

— Земля полнится слухами. Слышал, что Пильняк интересовался моей биографией и литературным творчеством.

— Возможно, он собирался писать статью, я знаю, что на Б. А. огромное впечатление произвел роман «Тихий Дон».

Шолохов оживился. Лицо покрылось неравномерными желтовато-красными пятнами, узкие щелочки глаз заблестели.

— Вы можете припомнить, что именно он говорил?

— Уверяю вас, что ничего плохого.

— За откровенность я ваш должник на всю жизнь. Дневник Пильняка попробую найти через товарища Берия. Мне говорили, что он человек весьма энергичный.

— Это бесполезно. Пильняк уничтожил свой архив.

— Не может быть! — Шолохов сокрушенно пожал узкими плечами. — Я сделал попытку связаться с его женой — не получилось. Его сожительница Андронникова арестована и осуждена на длительный срок. Ее квартиру заняли другие люди. Отправился в исправительно-трудовой лагерь, в свидании мне отказали.

— М. А., только откровенно, по ночам вас не гложет раскаяние за участие в убийстве русского писателя Бориса Андреевича Пильняка?

Шолохов посерел от злобы. Лицо его исказилось.

— Вашего Пильняка, — отчеканил он, — расстреляла Советская власть!

— Вы, очевидно, не забыли писателя Федора Дмитриевича Крюкова?