Сергей Голицын - Сказания о земле Московской

В толковом словаре великорусского языка Владимира Даля указывается: «Шемела» значит — бестолковый человек, «шеметун» значит — хлопотун, суета, «шеметкой» значит — торопливый, суетливый, «шеметнуться» значит — метнуться, кинуться. Отсюда и прозвище — «Шемяка».

Видно, заслужил его князь Дмитрий Юрьевич. Вырос, получил от отца вотчины, но помогать ему не стал, все увертывался от воли отцовской, а по его смерти то обещал в дружбе брату Василию Косому, то двоюродному брату Василию Васильевичу, а сам переметывался на ту сторону, какая верх брала.

Пока длилась усобица между двоюродными братьями и Василий Косой не был ослеплен, великий князь заключил с Дмитрием Шемякой договор, в котором тот обязался служить Василию Васильевичу «честно и грозно», признал себя «братом молодшим» и получил в удел город Дмитров. Никого он там не знал и остался тем недоволен. И дмитровцы его не знали, и глухой ропот поднимался меж ними…

За все эти годы, пользуясь непорядками усобиц, малые ордынские отряды неоднократно нападали на русские порубежные земли. Это не были набеги прежних лет, всеистребляющие и губительные. Ослабла Орда, раздираемая междоусобными распрями. Наскакивали на окраинные, то на восточные, то на южные русские волости царевичи и мурзы с небольшой конной ратью, грабили, жгли, забирали пленных и стремились поскорее убраться, пока русские полки не успели их нагнать.

Эти набеги, хоть и малыми силами, наносили значительный ущерб и торговле, и ремеслам, и хлебопашеству то по одним волостям, то по другим.

Изгнанный из Орды хан Улу-Магомет с верными своими воинами отправился вверх по Волге. Он обосновался в Казани и начал оттуда совершать набеги на Русь.

Он и к Москве было приступил с войском. Великий князь послал к Дмитрию Шемяке за подмогой, но тот медлил, не собирал полков. А хан и не пытался брать Кремль приступом. Сжег посады и отступил.

Пять лет двоюродные братья жили между собой будто мирно. Василий Васильевич и не подозревал, что в самой Москве угнездилась измена, что бояре братья Добрынские и коломенский наместник Иван Старков, считавшие себя обойденными в боярской думе, тайными грамотами переписывались с Дмитрием Шемякой. Он обещал им: коли верх возьмет, поставит их в Думе на первые места и даст им новые вотчины.

Заговорщики ждали удобного случая, все надеялись, что удача к ним повернется. И дождались.

июне 1445 года два сына хана Улу-Магомета с большой ратью направились к Суздалю. В Москве сперва не поняли, что на этот раз это был не летучий набег конницы, а идет многочисленная вражеская рать.

Василий Васильевич разослал гонцов к своим двоюродным братьям — просить подмоги, а сам, не дожидаясь их, двинулся навстречу врагам. Было у него всего полторы тысячи ратников.

Братья его двоюродные — Андреевичи: Иван можайский и Михаил верейский — прибыли к нему со своими полками, а Дмитрий Шемяка не явился.

Под Суздалем, возле Евфимьева монастыря, 6 июля встретились два войска. Не смутились русичи, что врагов было намного больше, отважно бросились в битву. А те было побежали. Не догадался Василий Васильевич, что они заманивали его в ловушку. От юности он «любил сечу», хотя как военачальник был вовсе не способный. Он дрался как простой воин, убил нескольких врагов, на правой руке у него были отсечены три пальца, левую его руку насквозь пронзила стрела. Но одолели его враги и вместе с двоюродным братом Михаилом Андреевичем верейским взяли в плен. Много простых ратников пало смертью храбрых, а Иван можайский, раненный, с остатками русского войска успел ускакать.

Торжествующие ордынские царевичи сняли серебряный нательный крест с пленного Василия Васильевича и отослали в Москву.

Дошла до москвичей печальная весть, какое несчастье стряслось с великим князем, что враги приближаются, и поднялся повсюду «плач великий и рыдание многое».

Через неделю занялся в Москве пожар, да такой, какого давно не бывало. До последней амбарушки сгорели все деревянные строения, погибли деревья и птицы на деревьях; от жару «церькви камены распадошася, и стены градныя камены падоша в мнозех местех… истомно же тогда было и нутри городу, понеже ветрено было и вихор мног, и множество людей погоре» — погибло около двух тысяч.

Мать и жена Василия Васильевича бежали в Ростов, за ними последовали иные бояре.

Поднялось восстание народное, измученный люд хватал тех бояр, какие бежать не поспели, холопы били господ, сажали их в погреба.

Как было когда-то перед Тохтамышевым разорением, так и теперь сбегались торговцы, ремесленники и «черные» люди в Кремль, собирались на вече, говорили:

— Татары близко, вот-вот подойдут! А бояр и воевод княжеских нет. Сами будем боронить Москву-матушку!

Защитники проявили стойкость, принялись чинить кремлевские стены и ворота — «чернь же съвъкупишася, начаша врата градния преже делати».

А царевичи и не собирались вести тумены на Москву; ко Владимиру коней направили, но прошли мимо, переправились через Клязьму, пошли к Мурому, оттуда на Нижний Новгород. Везде по дороге они сеяли смерть, оставляли за собой пожарища, а под крепкою стражею везли именитых пленников — великого князя Василия Васильевича и его двоюродного брата Михаила Андреевича Верейского.

Недолго оставалась власть в Москве в руках народных. Нежданно нагрянул на Москву князь Дмитрий Юрьевич Шемяка со своей дружиной.

н понял, что удача сама к нему в руки прилетела. Начал он править именем плененного великого князя, послал гонца за своей теткой Софьей Витовтовной да за ее невесткой Марией Ярославной с малолетними детьми, освободил тех бояр, какие были взяты под стражу восставшим народом, а кое-кого из посадских перевешал для острастки, чтобы не болтали на торжищах да на площадях да не вздумали еще на вече собраться.

Дмитрий Шемяка был лукав. Свою тетку он встретил с почтением, в пояс ей поклонился и поклялся в верности. Вместе с нею и с молодой княгиней Марией Ярославной он сокрушался о томившемся в татарском плену «любимом» братце двоюродном Василии Васильевиче.

Софья Витовтовна слушала его льстивые речи и хотела верить, да не верилось.

По вечерам он звал к себе бояр братьев Добрынских да Ивана Старкова и тайно беседовал с ними. Его посланец отправился с грамотой к двоюродному брату Ивану Андреевичу можайскому, а что там было написано — никто не ведал. И еще он направил в Казань дьяка Дубенского с тайным наказом — «со всем лихом на великаго князя». Дьяк должен был уговорить хана держать Василия Васильевича под стражей накрепко да шепнуть ему, что в Москве собирается стать великим князем его верный друг и данник Дмитрий Юрьевич.