Сергей Ачильдиев - Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

Однако правильней было бы говорить не об абсурдных, а абсурдистских обвинениях. Так, в предвоенные годы в Ленинграде по секрету рассказывали такую историю. Арестовали старика-профессора из ЛГУ, и на первом же допросе, при составлении анкеты, следователь его спрашивает: «Какими иностранными языками владеешь?». Профессор, естественно, отвечает: «Латинским», — и малограмотный следователь записывает: «Латинский шпион». С такой формулировкой профессор и отправился в лагеря. Представителей репрессивной системы нимало не волновала нелепость случаев, когда подследственные объявлялись, скажем, английскими или японскими шпионами, хотя никогда в жизни не видели ни одного англичанина или японца. Важен был сам факт уничтожения интеллигента, а не способ, которым это делалось.

Вот далеко не полная хроника репрессий, которым подверглась со стороны советской власти петроградско-ленинградская интеллигенция.

1921 год — «Дело Таганцева», по которому расстреляны 97 человек. В основном видные питерские интеллигенты, в том числе поэт Н. Гумилёв и проректор (фактически — ректор) Петроградского университета Н. Лазаревский (как сказано в официальном обвинении, «по убеждениям сторонник демократического строя»).

1922 год — высылка из страны и лишение гражданства известных вузовских профессоров, «антисоветских» литераторов, инженеров, агрономов. В петроградском списке 51 фамилия: «антисоветская интеллигенция» — 24 человека, «члены Объединённого совета профессоров г. Петрограда» — 23 человека, «питерские литераторы» — 4 человека; в числе наиболее известных — философы Л. Карсавин, Н. Лосский и С. Франк, социолог П. Сорокин.

1925 год — по обвинению в создании контрреволюционной монархической организации арестованы выпускники Александровского лицея (так называемое «дело лицеистов»).

1926 год — дело офицеров Балтийского флота и «ордена мартинистов».

1927 год — дело офицеров лейб-гвардии Финляндского полка.

1928 год — за участие в кружке-семинаре профессора А. Мейера и К. Половцева, члены которого на своих встречах обсуждали вопросы религиозного характера, осуждены филолог А. Болдырев и литературовед М. Бахтин; спустя два года Бахтину заключение в лагерь заменили ссылкой в Казахстан.

1929–1931 годы — «Академическое дело». Фигурантами назначены видные члены Академии наук страны, в том числе историки С. Платонов и Е. Тарле.

1932 год — дело об антисоветской группе детских писателей, в которую, в частности, включены поэты Д. Хармс и А. Введенский.

1935 год — ликвидировано Общество бывших политкаторжан. Из Дома политкаторжан были выселены и подвергнуты репрессиям 132 семьи. Многие вновь, как и при самодержавии, оказались в ссылке. Из 144 квартир огромного жилого здания на Петровской набережной не опечатанными остались 12. Те, кто остался, горько шутили: «НКВД извлёк из нас квадратный корень» [33. С. 155].

1936 год — 28 января в «Правде» опубликована статья «Сумбур вместо музыки», подвергающая уничижительной критике оперу Д. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда»; 6 февраля в той же газете появилась статья «Балетная фальшь» с разносной критикой балета «Светлый ручей» на музыку того же композитора.

1940 год — арестован выдающийся учёный академик Н. Вавилов.

1946 год — постановление ЦК ВКП(б) «О журналах “Звезда" и “Ленинград”» с обвинениями А. Ахматовой и М. Зощенко в безыдейности и прочих идеологических преступлениях. Вслед за этим оба писателя исключены из Союза писателей и лишены средств к существованию.

1964 год — поэт И. Бродский как «злостный тунеядец» приговорён к пятилетней ссылке с применением обязательного труда.

Параллельные заметки . Насильственное выселение интеллигенции за пределы страны проводилось по прямому требованию самого Ленина. 19 мая 1922 года он писал наркому внутренних дел РСФСР: «т. Дзержинский! К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим… Надо поставить дело так, чтобы этих “военных шпионов” изловить и излавливать постоянно и систематически высылать за границу”» [20. С. 103]. Обращает на себя внимание, что писатели и профессора оказались «военными шпионами», правда, в кавычках, но сути дела это не меняло. Уже 17 июля Ленин на ту же тему писал Сталину: «К вопросу о высылке из России меньшевиков, н<���ародных> с<���оциалистов>, кадетов и т. п. … надо хотя бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго … Делать это надо сразу … Арестовать несколько сот и без объявления мотивов — выезжайте, господа!.. Обратите внимание на литераторов в Питере…» [26. С. 203–204].

Характерно, что автор обоих посланий — человек, который в мае того самого 1922 года «на почве склероза сосудов мозга <���перенёс> первый острый приступ болезни, приведший к ослаблению движений правых конечностей и потере речи. 28 мая лечивший Ленина врач А.М. Кожевников записал, что пациент почти не мог сказать целиком ни одной фразы, не знал, как воспользоваться зубной щёткой — брал за щетину» [26. С. 204].

Другое широко практиковавшееся средство борьбы с интеллигенцией — резкое сокращение свобод, существовавших в предыдущие десятилетия. Была запрещена свободная пресса, введена жесточайшая цензура, которой подвергалось всё, что печаталось в типографиях, вплоть до театральных афиш, систематически изымались из библиотек книги, не соответствующие сиюмоментным идеологическим предписаниям, по тем же причинам запрещались театральные постановки и концерты. Кроме того, были закрыты все частные учебные заведения, а также кружки, общества, даже кафе, чайные и рестораны, где привыкли собираться интеллигенты. В научных и учебных учреждениях, в общественных организациях устанавливалось жёсткое администрирование, с навязыванием политкомиссаров. В частности, ещё 2 сентября 1921 года декрет «О высших учебных заведениях» за подписью Ленина, ликвидировал автономию высшей школы, и отныне ректоры, другие вузовские руководители всегда назначались сверху.

Позже было утверждено и ограничение на саму творческую деятельность. Ею могли заниматься не те, кто имел талант, а те, кто имел «хорошую» анкету и являлся политически благонадёжным.

Эти ограничения сломали творческие судьбы не одного поколения и в итоге сформировали огромный пласт подпольной культуры, особенно значительный в Ленинграде. Именно андеграунд в поэзии, прозе и литературной критике, живописи, скульптуре и художественной фотографии, симфонической и рок-музыке осваивал новые формы искусства, запрещённые, как и сами авторы, официальными инстанциями. Вот небольшой отрывок из мемуаров известного ленинградского искусствоведа Михаила Германа, наглядно характеризующий уродливую реальность той несвободы, в которой были вынуждены существовать деятели ленинградской культуры: «Тогда (летом 1953 года, то есть уже после смерти Сталина. — С. А.) я ещё много рисовал, летом бродил по городу с альбомом. Но Вы, любезный читатель, думаете, что каждый мог выйти на улицу и рисовать? О, нет! Надо было получить в Академии <���художеств> особую бумагу, этакий фирман с печатью, что студенту имярек разрешается рисовать, — и далее следовал перечень того, что разрешается. Иначе забирали в милицию, и хорошо, если только в неё» [14. С. 214].