Сергей Ачильдиев - Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

Однако вскоре, когда миновал первый шок, городские власти спохватились: партийные и государственные функционеры были приставлены к делу, призывники посланы на фронт, все способные работать — к станкам, а не годных к труду, так и быть, стали отправлять в тыл.

Впрочем, и после этого эвакуация из Ленинграда проводилась при полном игнорировании складывающейся обстановки. Так, поначалу сотни тысяч детей вывозили почему-то не на восток, а в районы Ленинградской области, навстречу молниеносно продвигавшимся дивизиям вермахта. Это продолжали делать даже тогда, когда противник, выйдя на дальние подступы к Ленинграду, принялся бомбить железнодорожные пути, связывающие город со страной. Больше того, так называемая ближняя эвакуация детей упорно осуществлялась уже одновременно с реэвакуацией, в ходе которой воспитательницы вместе с детскими яслями и садами, а также школьниками младших классов под обстрелами и бомбёжками стремились как можно скорей вернуться домой.

Спустя годы некоторые мемуаристы пытались уверить читателя, будто «всех ребят, которые были так поспешно вывезены не в тыл страны, а ближе к фронту, удалось обратно перевезти в Ленинград» [18. С. 63]. Однако на самом деле это не так. Немало детей было ранено или погибло, а кто-то так и остался на оккупированной территории. Никаких конкретных данных о маленьких ленинградцах, раненых, погибших и оказавшихся в захваченных врагом районах, нет. Даже из «Отчёта городской эвакуационной комиссии об эвакуации из Ленинграда с 29 июня 1941 г. по 15 апреля 1942 г.», имевшем, кстати, гриф «Секретно», можно узнать только одно: обратно в Ленинград было возвращено 175400 детей; но сколько перед тем вывезли навстречу противнику, сколько погибло от снарядов и бомб, сколько было ранено — про это опять-таки ничего не говорится [3. С. 301]. О той трагедии сохранились лишь отрывочные сведения, собранные историками. Как, например, это, из классической работы Абрама Бурова «Блокада день за днём»: «18 июля, пятница…На станции Лычково фашистские лётчики подвергли сегодня зверской бомбардировке и обстрелу эшелон с детьми. Это были ленинградские малыши, которых в самом начале войны вывезли в Лычковский район, а теперь возвращали в Ленинград. 17 ребят погибло» [9. С. 27].

Параллельные заметки . Долгие годы на станции Лычково стояла безымянная могила погибших ленинградских детей. «Вначале там была скромная солдатская пирамидка со звёздочкой и с лаконичной надписью — “Ленинградские дети”, — вспоминала в 2007 году Людмила Пожедаева, одна из тех, кто чудом выжил ребёнком в той адской мясорубке. — Теперь там мраморная плита и мраморная стела. К сожалению, на ней указана ошибочная дата — “в августе”. Но, по официальным данным, бомбёжка была 18 июля 1941 г. К 60-летию Победы ветераны с. Лычкова решили поставить на привокзальной площади Памятник погибшим детям. В 2002 г. они объявили акцию — “Ленинградские дети". Средства шли со всей России. 4 мая 2005 г. памятник был открыт. <���…> Акция была — “Ленинградские дети”, но по каким-то непонятным соображениям Памятник переадресовали “Детям, погибшим в Великую Отечественную войну 1941–1945 гг”» [20. С. 12].

Эвакуация взрослого населения Ленинграда тоже осуществлялась, мягко говоря, весьма странно. В приказном порядке город покидали только работники ряда предприятий и учреждений, перебазируемых вглубь страны, да те, кто подлежал административному выселению: немцы, финны и прочие «политически неблагонадёжные». Остальные должны были делать самостоятельный выбор.

Здравый смысл подсказывал ленинградцам: надо уезжать! Казалось бы, уж они-то, в отличие от жителей других городов страны, знали, что Красная армия не готова к войне. Совсем недавно, во время финской кампании, Ленинград оказался прифронтовым городом, и его жители получили возможность воочию убедиться, насколько слабо вооружены советские бойцы и как плохо умеют воевать командиры. Тогда первые ожидания лёгкой победы быстро сменились разочарованием: сначала об этом рассказывали раненые, лежавшие в питерских госпиталях, а потом, когда после неимоверных лишений и потерь победа всё же была достигнута, — родные и друзья, возвращавшиеся из района боевых действий.

Тем не менее многие ленинградцы не хотели покидать родные дома. На многочисленных митингах, в газетах и по радио изо дня в день звучали заклинания политических и военных руководителей города, авторитетных деятелей культуры: «Фашисты никогда не войдут в Ленинград!». Это создавало атмосферу уверенности в скорой победе. К тому же все ещё хорошо помнили неоднократные предвоенные заверения вождей, что врага будем бить только на его территории. Поэтому складывалось ощущение, будто неудачи первых недель кратковременны и вот-вот всё пойдёт так, как обещала и продолжает обещать пропаганда. Кроме того, люди боялись оставить своё жильё, вещи, нажитые чаще всего непосильным трудом. Большинство женщин, плюс ко всему, не имели денежных запасов хотя бы на первое время, поскольку сберкассы выдавали не больше 200 рублей, а военные аттестаты, по которым поступали деньги от ушедших на фронт мужчин, в военной неразберихе на просторах огромной страны могли затеряться, и на что тогда придётся кормить детей? Да и куда было ехать? В 1941 году значительную часть населения Ленинграда составляли недавние выходцы из деревень, посёлков и маленьких городов, слишком хорошо знавшие, в какой нищете находится почти вся Россия за пределами обеих столиц.

Эта дилемма «ехать — не ехать» разделила ленинградцев надвое: одни были полны решимости остаться и смотрели на эвакуирующихся как на трусов и предателей, а те, кто всё же уезжал, нередко обвиняли остающихся в желании дождаться фашистов и переметнуться к врагу.

Прибывший в конце августа с правительственной комиссией начальник артиллерии Красной армии генерал Николай Воронов был поражён увиденным: «К моему удивлению, город продолжал жить очень спокойно. Можно было подумать, что бои разворачиваются на ближних подступах к Берлину, а не под стенами Ленинграда. К эвакуации населения ещё не приступали. Здесь явно недооценивали угрозы, которая надвигалась на город» [8. С. 207].

В итоге к началу сентября из Ленинграда вывезли всего 488703 человека [3. С. 301], хотя, по признанию некоторых участников событий, сделанному уже в годы хрущёвской оттепели, «необходимо было вывезти в два-три раза больше» [18. С. 64]. Восьмого числа, когда противник окончательно замкнул кольцо вокруг города, в Ленинграде оставались 2 миллиона 544 тысячи мирных граждан. Причём около половины из них нигде не работали. В продуктовых карточках не работавшие именовались со всей безжалостностью военного времени — «иждивенцы».