Коллектив авторов - Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

Впрочем, и оседлое население не чуралось грабежей и разбойничьих набегов. Посошков был твердо убежден в том, что подобные преступники-дилетанты действовали при молчаливой поддержке деревенских жителей. Даже приказчики и сами помещики подчас подозревались в подстрекательстве своих крепостных к грабежам {194} . [48]Армейское присутствие в сельских районах, по всей видимости, не только не препятствовало, но скорее способствовало первым шагам преступности [49].

Другим источником нестабильности для провинциального дворянства служила неопределенность в отношении прав собственности на землю. Хотя Анна Иоанновна летом 1731 года и объявила о начале генерального межевания земель, этот проект не был осуществлен. В результате мелким, слабым или отсутствовавшим в имении помещикам и впредь грозила опасность, что часть их земель присвоят себе их беззастенчивые соседи {195} . Часто спорщики выносили свои конфликты в суды. Как полагает Мартин Ауст, дворяне одного достатка предпочитали идти на мировую, в то время как земельные споры между богатыми и бедными помещиками часто решались грубой силой. Крепостные враждующих помещиков в таких случаях нередко выходили биться стенка на стенку {196} . Как правило, именно состоятельным дворянам удавалось расширить свои владения за счет менее имущих соседей и государства. Именно они впоследствии, в 1760-е годы, наиболее активно сопротивлялись предпринятому государством межеванию земель {197} .

Истинное число разорившихся помещиков до сих пор не установлено. Однако не вызывает сомнений тот факт, что очень многие едва сводили концы с концами. Выставлять своих крепостных на продажу русские дворяне решались лишь в случае крайней нужды — притом в роли продавцов почти всегда выступали мелкие помещики, испытывавшие острую нехватку средств {198} .

И все же некоторые особенности быта провинциальных дворян позволяли им легче переносить бедность. Социальная среда не предъявляла высоких требований к дворянскому имению, семейная жизнь в буржуазном смысле этого слова была практически не знакома дворянам. Широко принято было проживать в качестве прихлебателя в домах состоятельных благодетелей [50]. Дети обыкновенно жили не с родителями, а у родственников и знакомых, чтобы получить там лучшее воспитание и по возможности соприкоснуться с «хорошим обществом». И Андрей Тимофеевич Болотов, и Михаил Васильевич Данилов провели детство в самых разных домах, совершая на удивление далекие переезды. Собственно говоря, родительского дома у них не было. Если дворянские отпрыски мужского пола имели шанс, добившись производства в офицеры, найти состоятельную невесту, то над дочерьми провинциальных дворян с ранней юности висела угроза социальной деградации. К примеру, тетушке Данилова, Татьяне, выданной за однодворца, пришлось заниматься на его подворье крестьянским трудом {199} . [51]

В жизни дворян практика передачи в наследство и наследования сохраняла основополагающее значение. Традиция раздела наследства способствовала поддержанию родственных связей наперекор любым расстояниям. Имеются явные свидетельства того, что закон о единонаследии оставил более глубокий след, чем предполагалось ранее, и породил во многих семьях конфликты, судебные разбирательства которых растягивались на десятилетия.

Более позитивным долгосрочным последствием закона стало расширение собственнических прав дворянок. Закон также закрепил власть родителей над детьми. Однако родители, в особенности матери, старались скорее смягчить воздействие закона {200} .

Отношения между дворянами и прочим сельским населением до сих пор остаются малоизученными. Даже среди крепостных наблюдалась заметная дифференциация: крестьяне-землепашцы (собственно крестьяне), дворня (дворовые люди), управляющие имением (приказчики) и общинные старосты играли каждый свою и подчас весьма неоднозначную роль. Состоятельные дворяне нанимали себе секретаря (домашнего стряпчего), обивавшего пороги ведомств и приобретавшего со временем на практике навыки юриста {201} . Заслуживает внимания фигура сельского священника. Если у него доставало образования, чтобы обучить детей грамоте и консультировать их родителей по юридическим вопросам, то он пользовался всеобщим уважением {202} . В отдельных случаях дворяне сооружали домашнюю часовню и в нарушение правил держали семейного духовника {203} . [52]Священство и дворяне были столь же суеверны, как и остальное население {204} .

Культурные преобразования Петра I дошли до провинции, как и следовало ожидать, с опозданием. Здесь дворяне, как и прежде, жили в вытянутых в длину деревянных избах-шестистенках, внутреннему интерьеру которых они стремились придать светский лоск, приобретая картины, мебель и покрывая стены штукатуркой [53]. Они носили одежду смешанного русско-европейского покроя. Торжественные выезды на охоту едва ли кто мог себе позволить, а о дуэлях дворяне не имели понятия вплоть до середины века, равно как и о западноевропейском принципе «чести», который служил их причиною [54].

Нам почти ничего не известно о реакции местного дворянства на установленные Петром запреты носить бороду, жениться по принуждению и уходить в монастырь до достижения положенного возраста. По крайней мере, культурные и нравственные стандарты, ценности и представления остались прежними, а петровские «новшества» распространялись очень медленно. Разве что рост числа чиновников и офицеров придал импульс экономике провинциальных городов и привел к расширению местного торгового ассортимента {205} .

В целом можно констатировать, что в последние годы правления Петра I общественный порядок в провинции серьезно пошатнулся, и лишь в последующие десятилетия постепенно удалось его восстановить. Роспуск дворянских полков и длительное отсутствие дворян, годных к строевой службе, привели к распаду социальных связей, которые до той поры играли стабилизирующую роль [55]. Государство, чей вес в провинции в середине 20-х годов XVIII века беспримерно усилился, оказалось неспособным это компенсировать. Лишенные поддержки со стороны местного дворянства, военные и чиновники лишь добавляли поводов для беспокойства. Только после возвращения домой (сначала после окончания Русско-турецкой войны в 1739 году, а потом уже по Манифесту 1762 года) помещиков, власть и влияние которых глубоко укоренились в сельском обществе, удалось снова навести порядок.

Еще в конце XIX века Михаил Михайлович Богословский пришел к выводу, что Петр создал дворянство «ненароком» (помимо воли) {206} . С его точки зрения, которую разделяла и Гедвиг Фляйшхакер, конечные результаты сословной политики Петра I вопиющим образом противоречили декларировавшимся целям его преобразований. Историкам начала XX века было трудно примириться с тем открытием, что когорта помещиков XIX века своим «гипертрофированным» статусом была обязана монарху, который намеревался ввести принцип вознаграждения по заслугам, служить «общему благу» и построить «регулярное», рациональное, просвещенное государство. Смысл, который Петр придавал терминам «регулярность», «польза» и «общее благо», более двух с половиной веков озадачивает историков разных поколений [56]. Конечно, настойчивость петровской пропаганды ярко свидетельствует о том, сколь серьезны были намерения реформатора, однако она едва ли позволяет судить о том, в чьих интересах он действовал и какими целями руководствовался.