Коллектив авторов - Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

На верхней ступени административной лестницы стоял провинциальный воевода. Благодаря восстановлению воеводского правления в России в 1726 году в руках воевод были сосредоточены все ветви власти и управления в провинции — административная, судебная, фискальная, разыскная (включая розыск иностранных шпионов), санитарно-полицейская и, отчасти, военная. Наделенный огромными полномочиями в собственной провинции, провинциальный воевода подчинялся губернатору и был ответственен перед ним. Изданный в 1728 году Наказ губернаторам и воеводам и их товарищам возрождал строгую вертикаль управления в стране, подчиняя губернаторов центральным органам управления, провинциальных воевод — губернатору, городовых или уездных воевод — воеводе провинциальному. Однако губернатор не назначал подведомственных ему воевод (это была прерогатива Сената), как не мог он своей властью и отрешить провинциального воеводу от должности. Провинциальный воевода в свою очередь не назначал и не мог отстранить воеводу уездного. При неисправном отправлении должности уездным воеводой воевода провинциальный должен был подать рапорт губернатору, у которого было право штрафовать уездных и провинциальных воевод. Повинциальный воевода был также обязан «принуждать» уездных воевод к своевременному решению всех дел.

Указы 1734 года создали, однако, ситуацию, в которой вертикаль власти законодательно сохранялась и по-прежнему подчеркивалась, но на деле расшатывалась, так как возникало двойственное подчинение провинциальных воевод. До 1734 года все приказы центральных органов власти поступали непосредственно губернатору, который доводил их до сведения провинциальных воевод. Отчетность по исполнению приказов, а также собранные в провинции налоги должны были поступать обратным порядком, от провинциальных воевод к губернатору и затем в центральные ведомства. Однако подобный способ коммуникаций нередко оказывался чрезвычайно неэффективным из-за обширности губерний и отдаленности их центров от Петербурга и Москвы, при том что центры входивших в них провинций часто находились гораздо ближе к столицам [90]. По указам 1734 года провинциальные воеводы должны были посылать отчеты и собранные налоги непосредственно в соответствующие коллегии, лишь извещая губернатора о своих действиях, а губернаторы делали то же самое только в той провинции, в которой находился центр губернии и где они фактически выполняли функции провинциального воеводы {442} . Губернаторы, однако, сохраняли роль «смотрителей» губерний, осуществляя общий надзор за выполнением законов и действиями воевод, а также оставаясь командующими войсками, расположенными в губернии, инстанцией для апелляций на воевод и их судебные решения и агентами центральных властей, через которых правительство могло осуществлять карательные действия {443} .

Возникшая неопределенность властных отношений в системе губерния — провинция и почти равные обязанности воевод и губернаторов перед органами центральной власти разрушали концепцию иерархии власти и накладывали серьезные ограничения на власть губернаторов в провинции. Исследовавший институт губернаторства Джон Ле Донн отметил, что в период с 1727 по 1764 год назначение на губернаторский пост получали представители высших слоев российского дворянства: из 75 губернаторов 55 имели ранг IV или выше класса по Табели о рангах, тогда как фактически должность губернатора соответствовала рангам генерал-майора или действительного статского советника (оба IV класса). Для большинства назначаемых на губернаторские посты членов аристократических семей должность губернатора не являлась повышением, а была в лучшем случае сохранением ранга, заслуженного на предыдущем посту. В реальности же, несмотря на высокий престиж должности по намерению законодателя, для многих данное назначение означало опалу и удаление от двора. Исключение составляла лишь должность губернатора Московской губернии, которая отражала доверие самодержца и правящей группировки {444} . Особое положение губернатора Москвы — второй столицы государства, где находились многие центральные органы власти? — способствовало возникновению особых взаимоотношений с провинциальными воеводами, находившимися в его подчинении, по сравнению с предписываемой законом или стихийно складывавшейся моделью таких отношений в провинции {445} . Последствия для тульских воевод могли быть двоякими: с одной стороны, близкое расположение Тульской провинции к Москве и особый статус Московской губернии делали назначение на должность воеводы в Тульскую провинцию более престижным и даже более выгодным для дворян, чем в другие регионы страны. Центральное расположение региона и развитая структура коммуникаций позволяла воеводам часто, по нуждам службы или собственным, ездить в Москву, легко добираться до провинций, где были расположены их собственные имения, на недолгую отлучку в которые они нередко не спрашивали разрешения начальства. Можно предположить также, что исключительность задач по управлению Москвой и Московской губернией, в частности колоссальные работы по подготовке переезда Елизаветы в Москву, составлявшие главную заботу князя Сергея Алексеевича Голицына, стоявшего во главе губернии в 1753–1756 годах, хотя бы в некоторой степени лимитировали его возможность контролировать деятельность тульского провинциального воеводы Осипа Тимофеевича Квашнина-Самарина [91].

С другой стороны, те же удобства расположения Тульской провинции делали контроль за действиями местных воевод со стороны центральных ведомств гораздо более легким, чем в отдаленных губерниях. Принято считать, однако, что сосредоточение в руках воеводы всех ветвей власти и управления, а также обширность Российской империи и недостаток средств, выделяемых государством на нужды местной администрации, создавали ситуацию, в которой воеводы обладали почти безграничной властью и чувствовали себя полноценными хозяевами региона, чему способствовало также редкое посещение провинций ревизорами из центра {446} . Последнее утверждение не совсем верно: Юрий Владимирович Готье, говоря об областном управлении в период с 1725 по 1762 год, приводит примеры многочисленных комиссий, посылаемых из Петербурга для расследования злоупотреблений на местах. Сенатские следственные комиссии были не редкостью даже в отдаленных регионах Сибири {447} . Это, безусловно, не отменяет в целом факта недостаточного контроля сверху за деятельностью местных властных органов. Привлекает, однако, внимание отсутствие в указанное время крупных судебных разбирательств над воеводами Тульского края. В отличие от громких процессов над управителями других регионов {448} воеводы Тульской провинции не были замечены в серьезных нарушениях или преступлениях [92]. Причины этого могли быть опять-таки двоякими: либо в силу особых забот московского губернатора они не находились в орбите его постоянного контроля, либо тульские воеводы представляли собой верных служак, хороших управителей и порядочных людей.