Дэвид Гриффитс - Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет

Московское дворянство, если говорить в общем, желало пользоваться всеми традиционными привилегиями купечества, прямо по Койе. Важно то, что передать наказ Комиссии и представлять интересы московского дворянства выбрали генерала Петра Ивановича Панина, брата Никиты Панина. И еще более важно, что сам наказ был составлен Никитой Паниным, которого уже давно тревожила отсталость русского купечества; однажды он даже предложил принять в подданство всех проживающих в России иностранных купцов, чтобы компенсировать существующий недостаток в них. В качестве руководителя Коллегии иностранных дел Никита Панин находился на верхней ступени Табели о рангах, и его планы позволить дворянам торговать превосходно сочетались с его камералистским мировоззрением {302} . (Поэтому очень заманчив вывод, что именно Никита Панин заказал Фонвизину перевод Юсти.) Наконец, стоит заметить, что этот наказ, в отличие от некоторых других дворянских наказов, не содержал ни единого упоминания о желании активно участвовать в управлении на местном уровне. Дворянство Панина должно было вносить вклад в благополучие страны на государственном уровне, а не удаляться в провинции.

Такие широкие претензии на права, обычно принадлежавшие купечеству, не могли не вызвать отпор со стороны тех, чьи традиционные прерогативы, казалось, находились под угрозой. Князь Михаил Михайлович Щербатов, ярославский дворянин, наделенный полномочиями от дворянства Ярославской губернии, высказывался за умеренное расширение прав дворян на торговлю, однако купеческие депутаты восприняли его слова (превратно) так, будто он выступает за еще большее экономическое возвышение дворянства, — требование, характеризовавшее наказ ярославских депутатов {303} . Как следствие он стал мишенью для обеспокоенного купечества. Самойло Солодовник из Тихвинского посада, высказываясь по поводу поднятых во время дискуссии вопросов и, в частности, реагируя на то, что он счел посягательством Щербатова на прерогативы купечества, заметил, что Уложение Алексея Михайловича и многочисленные указы Петра I строго запрещают дворянам брать у государства на откуп сбор налогов или учреждать фабрики и заводы. Эти права, как утверждал Самойло Солодовник (в отношении правления Петра I неверно), принадлежали исключительно купечеству. То же относилось и к торговле. Вопреки этим указам, дворяне продолжают посягать на права и преимущества купечества, но не утруждаются взять на себя сопутствующее бремя; дворяне не брезгуют торговлей и даже поощряют своих крестьян к тому же, чтобы иметь возможность брать с них больший оброк. Такое поведение следует пресечь, так как оно нарушает права купечества и (неожиданный аргумент со стороны купца) «несродно» чести дворянина {304} . Задача дворянина, заключал он, — защищать отечество. Это мнение, показательное для избранной купечеством линии защиты, поддержали 68 депутатов из разных городов, посадов и слобод. У Алексея Попова из Рыбной слободы, расположенной на Волге в Ярославском уезде, были причины опасаться конкуренции со стороны амбициозных дворян, представивших ярославский наказ, поэтому он потребовал прекратить все разговоры о распространении на дворянство привилегий купечества, тем самым отразив настроения как своих местных, так и прочих избирателей купцовдепутатов в Комиссии:

Дворянству не дозволять торговать и ни у кого ни под каким предлогом, покупать купеческое право; ибо благородное дворянство имеет свое собственное право, заключающее в себе большия преимущества, и несет на себе драгоценное имя дворянина {305} .

Это мнение поддержали 69 депутатов. Стоит заметить, что Попов, как и Солодовник, в качестве оружия в борьбе со своими противниками-дворянами использовал как аргумент тему исключительных привилегий, не прибегая к аргументации модерной — требованию отмены всех привилегий. Соответственно, оба делегата от купечества были готовы наделить исключительными привилегиями также и своих оппонентов.

Логически крайней точки в деле сохранения традиционных прав купечества достигли в своем наказе белгородские купцы: вместо того чтобы обсуждать, как изменить существующий закон, властям лучше бы положить конец нелегальной торговле, которой уже занимаются дворяне, как состоящие на службе, так и находящиеся в отставке {306} . [112]Таким образом, робкий призыв наиболее амбициозных дворян (большинству дворянских наказов вообще не удалось прямо поставить вопрос о торговле) встретил стойкое сопротивление со стороны тех, кто почувствовал, что вызов брошен именно им. Но, вероятно, самый веский аргумент в пользу исключения дворянства из торговли привел Самойло Солодовник, который заметил, что «Большой наказ» Уложенной комиссии, данный императрицей Екатериной Великой, выражает некоторую враждебность к этому занятию среди дворянства {307} . И вполне возможно, что глубокого обсуждения проблемы в Комиссии, и особенно обсуждения по спискам дворян, не получилось из-за того, что императрица практически уже вынесла свой вердикт по этому вопросу.

В некоторых частях Европы, в том числе во Франции и в некоторых землях Германии, дворянство уже было допущено к определенным видам торговли, однако не всегда охотно пользовалось этой возможностью. Так что на Западе дискуссия в одинаковой мере вращалась как вокруг нежелания дворянства заниматься тем, что ему позволено, так и вокруг целесообразности позволения дворянству этим заниматься. Но в екатерининской России законность участия дворян в торговле все еще находилась под вопросом, и поскольку единодушия в Уложенной комиссии не было, то мало кто сомневался в том, что окончательное решение будет вынесено императорским указом, а не станет результатом дебатов. Так что личные взгляды императрицы приобретали огромное значение, к ним мы и обратимся.

Самойло Солодовник сослался на «Большой наказ» как на окончательный вердикт, и сделал это с полным основанием, ведь формулировка, предложенная императрицей, была удивительно похожа на ту, которой придерживались защитники существующего положения вещей. Как и Монтескье, де Лассе, Сен-Фуа и их сторонники в России (сознававшие себя ими и несознававшие), императрица отвергала оба аргумента защитников «торгующего дворянства». Во-первых, дворянину не будет пользы, так как искушение получить материальную выгоду подорвет понятие чести — понятие, существенное для его морали. «Некоторый лучший о законах писатель, — читаем мы в статье 330 ее «Наказа», — говорит следующее: “Люди, побужденные действиями, в некоторых державах употребляемыми, думают, что надлежит установить законы, поощряющие дворянство к отправлению торговли. Сие было бы способом к разорению дворянства безо всякой пользы для торговли”». Честь дворянина требовала, чтобы он придерживался традиционных занятий. Во-вторых, как показывает последняя фраза в цитате, главная цель закона, который бы привлек дворян к торговле, — увеличение мощи государства — достигнута не будет: «Противно существу торговли, чтобы дворянство оную в самодержавном правлении делало. Погибельно было бы сие для городов…» Дворяне, имеющие преимущества, приобретенные благодаря управлению землей и земледельцами, скоро смогут продавать товары дешевле купцов, что повредит городской экономике {308} . Екатерина была решительно настроена предотвратить это. Так что защитники традиционных прерогатив купцов с полным основанием могли утверждать, что императрица на их стороне.