Александр Шапран - Ливонская война 1558-1583

После смерти Грозного на московский трон взошел его сын Федор. Это был слабоумный, безвольный, болезненный человечек, взрослый ребенок с постоянно блуждающей на лице улыбкой, менее всего подходящий к уготованной ему роли московского самодержца, все время проводивший на колокольне за своим любимым занятием церковного звонаря. Состоявший при московском дворе посол Речи Посполитой Лев Сапега при первой встрече с царем Федором Ивановичем сделал о нем следующее заключение, оставшееся в записках дипломата: «Хотя про него говорили, что у него ума не много, но я увидел, как из собственного наблюдения, так и из слов других, что у него вовсе его нет».

Перед смертью Грозный, зная о неспособности сына, о его непригодности к правлению державой, завещая Федору престол, назначил ему нечто вроде опекунского совета, своего рода боярского правительства, среди которого значился и Иван Шуйский. Но очень быстро все дела в государстве стало прибирать к своим рукам другое доверенное лицо нового царя, боярин Борис Федорович Годунов. Еще при жизни Грозного Годунов сделал головокружительную карьеру, а сейчас, пользуясь особым доверием царя Федора и близким с ним родством (новый царь был женат на родной сестре Годунова), Борис сумел оттеснить от недееспособного царя других членов боярского правительства, проложив себе дорогу к полной и единоличной власти. Вокруг трона завязалась ожесточенная борьба.

Не остался вне политической игры и Иван Шуйский. Его противник Годунов был умным, деятельным, высокообразованным человеком, но для авторитета во всех слоях московского общества ему не хватало главного — воинской славы. Это условие в России было необходимым для собственного престижа правителей всех рангов, и недаром российские самодержцы и высшие чины из их окружения стремились принять участие, пусть даже символическое, в военных походах, дабы запечатлеться в глазах общества в образе воина. Годунов же сделал карьеру исключительно при дворе, ни разу не поучаствовав ци в одной военной кампании, и даже его доброжелатели, перечисляя массу достоинств Бориса, вынуждены были признавать за ним то свойство, что он «в ратном деле зело не искусен», а потому боярин не был популярен ни в верхах московского общества, ни в народных массах.

В этом смысле Шуйский являл собой полную противоположность, но способный с оружием в руках сразиться в открытом бою с любым врагом, мужественный воевода оказался бессильным перед гнусным коварством трусливого политического противника. Пока Шуйский и ему подобные на окских переправах отбивали нашествия крымских Гиреев, штурмовали замки в Ливонии, проводя годы и десятилетия в бесконечных походах и битвах, в Москве у трона Ивана IV в атмосфере грязных интриг, кровавых безумств и всеобщего страха выросло новое поколение русской аристократии, отличительной чертой которого была явная предрасположенность к подлости. Типичным представителем этого поколения и был боярин Борис Федорович Годунов, и псковскому герою, победителю Батория, прямому и открытому, оказалась не по плечу политическая игра, столь чуждая дерзкому духу его профессии.

Прошедшему школу выживания при Иване Грозном, два десятка лет простоявшему у его трона Годунову не составило большого труда оклеветать героя перед слабоумным царьком. Своим указом Федор сначала сослал Шуйского в его имение в Кинешму, но и там, в глубокой глуши, герой, которому Россия осталась обязанной спасением своего достояния на западных границах — Пскова, оставался опасен Годунову. Вскоре царь, наученный шурином, бросил прославленного воеводу в заточение в Кирилло-Белозерский монастырь, и там, в монастырской тюрьме, герой провел только несколько дней. Подосланными Годуновым людьми 16 ноября 1588 года Иван Петрович Шуйский был задушен в своей келье.

Судьба Ивана Шуйского лишний раз подтверждает правило: люди, отдавшие себя целиком военной профессии, как правило, прямодушны, а потому легко гибнут в хитросплетениях дворцовых интриг, победителями в которых выходят люди трусоватые и начисто лишенные военных дарований.

Нам осталось назвать последний результат Ливонской войны, вернее не только войны, но и всей политики Грозного, которой он следовал на протяжении своего царствования, и все проявления которой вобрала в себя Ливонская война. Своими безумствами царь под свое государство заложил мину, имя которой — Смута. Все, что случилось через десяток-полтора лет после смерти Грозного, было невольно запрограммировано им самим при жизни.

Период конца XVI — начала XVII столетия в нашей истории известен как Смутное время Московского государства, поставившее само государство на грань развала. Историческая наука точно определяет время окончания Смуты — 1613 год и связывает его с восшествием на престол первого царя новой династии. А вот дату начала Смуты определить и однозначно назвать трудно. Одни деятели науки, и таких большинство, начало Смуты относят к смерти царя Бориса или, что в принципе по времени почти одно и то же, к факту свержения и убиения его сына и преемника на троне, не успевшего толком воцариться Федора Борисовича. Другие склонны вести отсчет Смутного времени с момента появления первых слухов о самозванце, а то даже и с воцарения Годунова. Например, В.О. Ключевский утверждает, что «признаки Смуты стали обнаруживаться тотчас после смерти последнего царя старой династии, Федора Ивановича… Значит Смутным временем в нашей истории можно назвать 14–15 лет с 1598-го по 1613 г.» В любом случае все согласны с тем, что объективные причины Смуты зародились намного раньше, их корни следует искать еще в царствовании Ивана IV. Позже ростки Смуты тщательно возделывались на благоприятной почве, сдабриваемой безумствами царя Грозного, а после смерти последнего безликим царствованием его слабоумного сына, продолжившимся годуновской авантюрой воцарения. Нет ни смысла, ни надобности спорить о точной дате начала Смуты, ибо не это главное, но нельзя не согласиться с тем, что весь известный истории расклад событий, связанных со Смутным временем, был предопределен намного раньше. В пользу этого можно приводить много аргументов.

Вызванное долгой войной запустение вотчинных хозяйств и ремесленного кустарного производства привело экономику страны к упадку. Разорение поместий имело следствием обнищание служилого класса а отсюда, и расстройство военной машины государства. В том же духе можно продолжать еще долго, называя все новые обстоятельства, благодаря которым та эпоха и получила название «Великого разорения», и перечислять которые не имеет смысла.

Но одного обстоятельства не назвать нельзя.

Смута начала XVII века имела и собственные, отечественные корни. Но она никогда не достигла бы тех размеров, не довела бы страну до такого состояния, была бы преодолена намного быстрее и пережита менее болезненно, если бы не воздействие извне со стороны враждебной Речи Посполитой. От интервенции вооруженных формирований отдельных польских и литовских гетманов, действующих пока не от лица своего государства, а как бы на собственных началах, под предлогом установления порядка в Московской державе Речь Посполитая постепенно пришла к открытой агрессии, поставившей вопрос о сохранении русской государственности, как таковой. И вот в этой инициативе западного соседа не трудно узреть прямые последствия Ливонской войны. Раздразнив той войной западного соседа в очередной раз, Москва при этом же указала ему пути агрессии на будущее и познакомила его со своими слабыми сторонами. Так что причины Смуты, конечно, не все, но некоторые из них, следует искать в недрах времени правления Грозного, в частности, в самом памятном внешнеполитическом событии его царствования.